на сцену. Музыкальная композиция про когти длиной в девять дюймов уже закончилась, и по трансляции загрохотали вступительные аккорды к песне «Более человек, чем человек» – группы «Белый Зомби», и взъерошив пальцами густые волосы, Вторник уверенно провела по губам светло-вишневой помадой, подкрасила глаза. Затем одарила зеркало недовольной гримасой и прошла на сцену. Пора и помучиться.
Девушки называли это помещение «клеткой». Площадка приблизительно двадцать на двадцать шагов, залитая ослепительным светом цветных прожекторов. Свет мог неожиданно сгуститься до фиолетового или густого красного, цвета тлеющих углей или же, наоборот, серебристо-белого. По периметру клетки – небольшие окошки, сквозь которые угадывались смутные фигуры мужчин, стоявших или сидевших в темных кабинках. Они смотрели на девушек тусклыми, ничего не выражающими глазами. Да и к чему эмоции, когда рука каждого ритмично поигрывала в собственном паху, с трудом оттягивая миг короткого удовольствия.
Вторник пантерой выскочила вперед, оттеснив других танцовщиц. Слабая вспышка внимания – невидимые зрители на мгновение сфокусировали на ней свое второе 'я': новая девица! Прикрыв глаза и соблазнительно облизывая губы, перебирая пальцами пряди волос, она поворачивалась то к одному, то к другому окну, чтобы зрители могли рассмотреть ее высокую грудь, тугой гладкий живот, мелькавшие под повязкой ягодицы. Рассмотреть и оценить. Похоже, действительно оценили.
То тут, то там сквозь мутный блеск черного стекла ей удавалось разглядеть чей-то рот в еле слышном крике; ладонь, прижатую к окну; вытаращенные глаза в момент абсолютного наслаждения. Все, как обычно. Извиваясь, она профессионально поглаживала себя, старательно изображая приближение экстаза.
Тонкие пальцы, задержавшись на кружеве бюстгальтера, дрожали. Сама невинность. Господа, я здесь случайно, я в первый раз… Она меняла роли, подстраиваясь под ритм и настроение клиентов. Закон заведения гласит: угоди каждому так, как он хочет! И она угождала.
Прямо перед ней было одно из окон. За ним маячила знакомая сутулая фигура. ФРАНЦУЗ. Он бывал в клубе два или три раза в неделю, всегда в одной и той же темной бейсбольной кепке и в темных очках. Женщинам из «клетки» он неизменно приносил один и тот же «подарок» – лист бумаги, исчирканный иностранными словами. Пандемия утверждала, что слова написаны по-французски, но никому из девушек никогда не удавалось разобрать содержания странных записок. Да, в общем, они и не пытались, было не до того: дотанцевать и домой – спать, спать, спать. В одиночестве. Правда, кто-то из новеньких еще мечтал о залетном принце. Вдруг найдется такой, весь в белом, не похожий на остальных. Придет, увидит, заберет. Впрочем, разве встречаются принцы с расстегнутыми ширинками? История об этом умалчивает.
– Все одинаковые, – фыркнула однажды Бриттани, когда Пандемия полюбопытствовала насчет Француза. – Чертов извращенец. Хочешь совет? Держись от него подальше. Не заигрывай. Такие игрушки иногда обходятся очень дорого.
Сейчас Француз находился в кабинке напротив Вторник и снова прижимал к стеклу исписанный от руки тетрадный листок.
Вторник одарила его улыбкой, похожей на презрительную усмешку. Как припечатала. Танцуя и поддразнивая, она приблизилась к его окну. Специально для тебя, малыш! Пальцы скользнули по набедренной повязке, слегка приподняв се край, затем поползли вверх, вдоль упругого живота, туда, где ее пышная грудь едва ли не выпрыгивала из тесного лифчика. Она поднесла руки к застежке бюстгальтера, будто бы расстегивая ее. И, откинув голову назад, на мгновение зажмурилась: на, получай!
Но когда вновь открыла глаза, он уже ушел.
ГЛАВА 2
За сценой в раздевалке Бриттани закончила яркий макияж и скользнула в «клетку». Ее очередь
Пандемия застегнула фланелевую юбку, влезла в бесформенный шерстяной свитер и зашнуровала разбитые кроссовки. Теперь она напоминала дамочку средних лет и среднего достатка. В таком виде проще идти по ночным улицам. Шанс, что от тебя потребуют денег или ласк, существенно снижается. Не время показывать свою красоту, да и не место.
Бросив взгляд на часы, она тихо ругнулась. Десять минут второго. А она обещала няне, что вернется никак не позже половины первого. Да где там! После телефонного разговора пришлось утрясать финансовые проблемы. Сэмми никак не хотел отдавать ту сумму, которую ей положено. Ссылался на опоздание, некачественную работу. Впрочем, можно сослаться на что угодно, если тебе не нравится человек. Пандемия Сэмми не нравилась. Почему, бог знает. Не нравилась, и все тут. Отсюда все ее беды с «коготком». А куда еще податься, когда на руках больной ребенок? И не только ребенок…
– Ну, я полетела, а то, чувствую, няни мне больше не видать, – крикнула она подругам по секс-каторге, сгребая в кучу рюкзак и куртку с капюшоном. – До встречи, девочки.
В этот момент Сэмми просунул голову в дверь. Белое облачко перхоти порхало на пол.
– Эй! Ты! – он ткнул большим пальцем в Пандемию. – К тебе клиент.
Она раздраженно вжикнула «молнией» куртки.
– Я ухожу. Извини.
– Двести баксов за десять минут.
Девицы, сидевшие на диванах, как по команде повернулись и поглядели сначала на Сэмми, а потом на Пандемию. Неслыханная сумма для убогого заведения. Да еще чтобы Сэм предложил ее той, кого терпеть не может. Такого раньше не случалось.
Пандемия быстро прикинула. Двести баксов. Несколько дней отдыха. Время только для себя и дочери. Возможность все обдумать спокойно. Принять решение. Двести баксов…
Помедлила и:
– Ладно, черт с ним! Только я позвоню няне…
И начала раздеваться.
В частной кабинке – чувственная темнота. Запах мускуса, пота и спермы. Запах желания. Запах страха. Всего в нескольких дюймах от мужского лица – квадратное окошко, оно запотевает, когда его смрадное дыхание пеленой ложится на грязное стекло. Там, в клетке, извивается женщина.
Это не танец, это работа. Стриптиз на заказ.
Считай до трех, Француз!
Раз – и я готова показать тебе свое тело.
Два – и звук расходящейся молнии.
Три – о! – что ты хочешь, Француз? Что ты хочешь? Скажи мне.
– Ты хочешь посмотреть на меня? – Ее пальцы ласкают грудь. – Я знаю, ты хочешь посмотреть на меня.
Он молчит.
– Скажи мне, чего ты хочешь? – шепчет женщина, и хриплый нежный голос бритвой проникает ему в мозг.
Сосуды напряжены, еще немного – и лопнут, превратившись в густое кровяное конфетти. Он точно знает – тогда станет легко, очень легко. Тогда он познает ИСТИНУ. Он познает ТАЙНУ.
Она капризно надувает губы и, точно маленькая девочка, придвигается ближе к стеклу.
– Скажи мне.
Шаг назад. Сердце глухо стучит, и каждый удар причиняет невыносимую боль. Он судорожно сглатывает комок, который медленно скатывается вниз – к пульсирующему сгустку.
Шаг вперед. Ближе, еще ближе, рука против воли скользит к паху. Может быть, сейчас это произойдет, и тогда все будет хорошо. Очень хорошо. Сейчас узнаешь…
– Я хочу видеть, как ты танцуешь. Я хочу видеть, как ты танцуешь в кровавом приливе…
– Ты хочешь увидеть меня, не правда ли? – женщина не слышит, что он говорит. Стекло надежно хранит ее безупречное тело и абсолютный слух. Пока…
Он снова дышит на стекло. Ее тело покрывается черным зловонным налетом, вспыхивает багровым светом – это распускаются цветы зла. Ее зрачки проваливаются в черные ямы глазниц, губы, разлагаясь, обнажают белые кости. Господи, только ты умеешь создать столь безупречную красоту! Этот череп совершенен.
По обожженной коже сочится кровь. Вены набухают и взрываются на запястьях огненным фонтаном.
