повторял его про себя с возрастающим беспокойством.
Помимо того, что Манго не мог написать и отправить сообщение, язык записки был неправильный. Манго никогда бы не использовал такие слова, как «прекратить наводить справки», «снять наблюдение». Он просто написал бы «Отменить проект Питера Морана». Коротко, ясно.
Следовательно, сообщение пришло не от руководителя Лондонского Центра, а от кого-то еще, возможно, от Московского Центра. Код «Людей октября» был сломан, это элементарно мог сделать крот. К тому же этот приказ состряпан агентом, который не знает, что Манго уехал. Возможно, что самой Рози Уайтекер. В конце концов, когда он последний раз ее видел, она находилась не более чем в четверти мили от тайника под эстакадой. Можно было бы просто поздравить себя, что так рано обнаружил обман, если бы все было так просто. Но дело здесь не только в хитрости Востока. Если Московский Центр отменяет приказ Манго, то у него должны быть веские причины для этого. Вероятно, они сами напуганы успешными результатами наблюдения за Питером Мораном. Это они, а не Манго, хотели, чтобы Питера Морана оставили в покое.
— Думаю, я объяснил тебе доходчиво, — Чарльз услышал голос отца, — чтобы ты понял — ни при каких обстоятельствах не позволяй никому, даже молодому и приветливому, оставаться с тобой наедине. И знакомиться с людьми тебе лучше дома или в школе. А где-нибудь — слишком велик риск. В общем, в двух словах, используя всем известный штамп, можно сказать: «Никогда не разговаривай с чужими».
12
Без оскорбления или обиды Фордвич фактически дал понять Джону, что подозревал его в активных действиях, в желании навредить Марку Симмсу, возможно, дать выход злобе. Джон понял не все. Однако, что Марк не виновен в убийстве Черри, но по какой-то причине солгал, — это он понял. Так, может быть, он солгал о ее образе жизни тоже?
В конце концов он пришел на работу, но сосредоточиться не мог. Это было не так страшно, потому что покупателей в Троубридже в августе бывало всегда меньше, чем в какой-нибудь другой месяц. Джон бродил по розарию, срезал засохшие цветы розовой Венди Кассонс и ярко-красной Тройки и неожиданно почувствовал облегчение.
Небо над его головой светлело, руки заполняли лепестки отцветших роз. Он смотрел на рассеивающиеся тучи и чувствовал, как напряжение и стресс последних дней слабеют. Прошлое не было больше таким беспросветным. События последних дней тоже казались менее мучительными и непостижимыми. И главное, он не совершил непростительного преступления. Ему уже не верилось, что он намеревался учинить какой-нибудь акт насилия, возможно, даже хуже, против любовника Дженифер.
В магазине Гэвин беседовал с пожилой парой и их внучкой. Джон припомнил, что видел их в Троубридже раньше два или три раза. Они попросили показать скворца поближе, и Гэвин неохотно снял птичью клетку с полки. Скворец послушно повторял все вновь выученные фразы, получая от Гэвина в награду кусочки шоколадного батончика «Марс».
Был четверг, и они закрывались в час. Гэвин, уже не спрашивая разрешения, уходил неизменно вместе с Гераклом. По пути домой Джон обдумывал слова, сказанные ему Дженифер при последней их встрече. Она его ненавидит и никогда не простит, что он рассказал ей о Питере Моране. Разве он был не прав, открыв ей на это глаза? Вероятно, да, потому что действовал из дурных побуждений. И, может быть, он вообразил все сам? Что Питер Моран убил кого-то, что вернулся к своим старым пристрастиям? Возможно, он так подумал из-за репортажей по телевидению о ланкаширском насильнике и убийце детей?
Придя домой, не позаботившись о ланче, Джон сел писать письмо Дженифер. Он начал словами: «Дорогая Дженифер!..» То, что между ними произошло, как бы далеко они ни разошлись, каких бы других партнеров она ни нашла, это не имеет значения, и он всегда будет обращаться к ней только так.
Дорогая Дженифер!
Если ты все еще хочешь развестись со мной через два года, которые мы не будем вместе, я соглашусь. Я сделаю все, что ты хочешь. Я не могу вынести твою ненависть ко мне и скажу тебе честно, я говорю так, чтобы ты не ненавидела меня. Я согласен отдать что угодно, лишь бы заставить тебя полюбить меня, только назови что.
Говорить что-то о Питере я больше не собираюсь. Люди меняются, и ты изменила меня, надеюсь, ты это понимаешь. Наверное, ты изменила и Питера тоже. Но я хочу сказать, что, несмотря ни на что, я люблю тебя. Вот это ничто не изменит. Если ты передумаешь разводиться, возвращайся ко мне. Я всегда буду ждать твоего возвращения.
Слишком часто слова «меняется», «изменила», ну и пусть! Неважно! Он написал, как чувствовал. Выступили слезы, и Джон ощущал их горячий след на щеках. «Наверное, это от жалости к себе», — подумал Джон и зло стер их. Он старался заглушить боль воспоминаниями, но начал вспоминать, как они занимались любовью, как она была нежна, как они постепенно вместе учились искусству познания друг друга и достигали высшего наслаждения. Не помогло. Ему хотелось просить, умолять ее, чтобы она вновь доверяла ему, сказать, что у него нет никаких к ней претензий. Только чтобы она хотя бы на время почувствовала любовь и желание. Но он побоялся, что, если попросит ее об этом, она никогда не ответит на письмо. Он подписал «Всегда твой любящий Джон» и закончил письмо.
Колин и его мать собирались заехать к нему около четырех, предупредив по телефону во время одной из автопрогулок Они ездили на неделю в Озерный край, но им не повезло с погодой. Дожди шли не переставая. Джон устроил себе еще один «обед пахаря», а затем вышел отправить письмо.
Почти весь вечер они провели, рассматривая фотографии Озерного края, которые привезли Гудманы. Помимо фотографий было огромное количество слайдов. Их помещали в новоизобретенное приспособление, которое Колин захватил с собой, и смотрели одним глазом, закрыв другой. В основном это были виды зеленых холмов и серого неба без каких-либо признаков живых существ.
Немедленно, почти с порога, Констанс Гудман эксцентрично задала вопрос.
— Ну? Какие новости?
— Оставь, мама! — недовольно сказал Колин.
Потом, когда рассматривали фотографии, Джон догадался, что они ожидали найти здесь Дженифер, они считали, что Дженифер обязана вернуться к нему в результате информации, которую они дали. Сейчас их ожидания показались Джону наивными, хотя тогда он тоже поверил в такую возможность. Гудманы прочитали в газете об аресте мужчины за убийство Черри. А Джон давал показания? А Марк Симмс? Констанс хотела знать, связывалась ли с ним полиция.
— Он не хочет говорить об этом, мама. Ты можешь это понять?
— Не все такие скрытные, как ты, цыпленок
— Если кто-то и скрытный, то в первую очередь в этом виноваты родители, особенно мать, я думаю.
Они продолжали браниться. Джон подал чай, а затем водил по саду, показывая фуксии и лаванду. Теплица привела в восторг Констанс, но она не преминула тут же пристыдить его за то, что он держит там «хонду». Наконец они уехали, прихватив полную корзинку помидоров и перца.
Страшная мысль, что большинство вечеров в оставшейся жизни ему придется неизбежно проводить в одиночестве, вдруг возникла в голове. Впервые он осознал это так четко. В художественной литературе он читал, что одинокие мужчины всегда востребованы, но до сегодняшнего дня он никогда не задумывался над этим применительно к себе. Без сомнения, он не входил в эту социальную группу. Он не мог вспомнить, чтобы его когда-нибудь приглашали на какую-нибудь вечеринку, устроенную соседями на Женева-роуд. Убийство сестры, уход жены, жизнь затворника — люди сторонились его, абсолютно не зная, как к нему подойти, каких тем не касаться.
Джон полил растения в теплице, оборвал желтеющие нижние листья с кустиков помидор. Заметив несколько зеленых мух, от которых страдают баклажаны, он, хоть это и не было в его правилах, опрыскал
