запереть двери. Гэвин, новый двадцатитрехлетний помощник менеджера, недавно закончил местный садоводческий колледж. Латинские названия растений так и слетали у него с языка, и он был единственным человеком в Центре садоводства, кто правильно их произносил. Скворца, в которого он, кажется, влюбился с первого взгляда, он назвал Гераклом. В честь мифологического героя
— Чао, чиф, — сказал Гэвин на межнациональном языке, которым пользовался, когда не говорил на латыни.
Центральная библиотека была намного богаче, чем ее филиал, которым он обычно пользовался. «Она» очень понравилась Джону, чего он не мог сказать о «Дочери Монтесумы».
В библиотеке его ждало разочарование. «Копей царя Соломона» у них не оказалось, а он уже почувствовал вкус к таким книгам. Джон заранее представлял, как вечером будет читать «Копи», и почувствовал нечто похожее на досаду, когда не получил желаемую книгу. В молодости он, конечно же, пробежался бы по всем книжным магазинам и библиотекам. Но не сейчас. Сколько усилий затрачено ради того, чтобы почерпнуть какую-нибудь подсказку, но…
Джон Ле Карре не разочаровал его, обе книги в библиотеке были. Конечно, это уже хорошее подспорье, да и читать их легче, чем Хаггарда. Джону нравились книги про шпионов, однако он прочитал их не слишком много. Он попросил девушку-библиотекаря что-нибудь порекомендовать ему.
— Вам какие книги больше нравятся, где все выдумка или основанные на фактах? — спросила девушка.
Джон никогда не задумывался над этим.
— Что-нибудь, где использован фактический материал или, как у Яна Флеминга, где все придумано? — уточнила девушка.
— Мне что-нибудь поближе к действительности, — уточнил Джон и удивился сказанному. Ведь именно от действительности он и старается убежать.
— Тогда я посоветовала бы взять вот эту. «Тайная война» Кима Филби. Это не выдумка. Я надеюсь, вы помните о его поездке в Россию?
Для нее самой это было сродни истории Древнего мира. Она помнила, что взрослые говорили об этом, когда она была совсем ребенком.
— Постараюсь вспомнить, — улыбнулся Джон.
Девушка по-дружески улыбнулась в ответ.
«А я бы мог пригласить ее погулять со мной, — подумал Джон. — Теперь я знаю, как это делается, я делал это неоднократно. У меня нет специального подхода, но можно же найти его. Немного поболтать с ней и понять, что она любит делать. Гулять пешком, к примеру, или ходить на выставки, в кино. Было б здорово, если в ботанический сад, но о такой удаче можно только мечтать! Мы могли бы как-нибудь погулять вместе или посмотреть тот фильм в „Астории“. И если замечу, что она заинтересовалась нашей болтовней, сразу спрошу: „Как насчет завтрашнего вечера? Я позвоню вам, можно?“ И тогда она…»
Ее выражение лица стало загадочным, когда она заметила, что он смотрит на нее с интересом. Он быстро отвел взгляд и повернулся к полкам с книгами. Ему уже расхотелось приглашать ее, это было бы затруднительно и… скучно. Скорее всего, дело закончится его рассказом о Дженифер, о том, что бывший жених жены отказался от «голубой» ориентации и она сбежала к нему.
— О, бедняжка! — скажет она. — Как это ужасно!
Хотя, впрочем, она могла бы оказаться в затруднительном положении, не зная, что сказать.
Все же иногда он думал, с какой-то другой женщиной ему бы стало не так одиноко.
Сумка с книгами изрядно оттягивала руку, но он все-таки заставил себя дойти до кошачьей лужайки. Тощий белый с рыжими пятнами котенок сначала прижал ушки и попятился, но, когда Джон подошел поближе, жалобно замяукал. Джон не отважился погладить его, опасаясь приступа аллергии.
Записку забрали, но обрывок скотча, прилипший к металлу, все еще напоминал о ней. День был намного лучше, чем в прошлый его приход. Время бежало быстро, приближая субботний вечер. Чувствовалось, что весна наконец-то действительно наступила. Воздух заметно потеплел, и отец назвал бы его «успокаивающим». Для Джона это всегда звучало странно. Как будто погода сошла с ума и ее надо «успокаивать».
По голубому небу тихо плыли белые облака. За недействующей церковью в конце переулка виднелась речная гладь, сверкающая под наконец теплыми лучами солнца. Он шел к реке, не сознавая зачем. Молодая женщина толкала перед собой детскую коляску, направляясь к Альбатрос-стрит. Он шел туда же. Вполне естественно было идти за ней, но он подумал, что это может напугать женщину. Как-то неуютно, когда мужчина идет за тобой следом, а вокруг ни души. А что, если она примет его за хулигана?
Джон повернул к набережной и пристани речных трамвайчиков и неожиданно обнаружил, что раньше он уже бывал здесь. Конечно же, эта дорожка вела прямо к Бекгейтской лестнице, где когда-то нашли тело Черри. Воспоминания тотчас же захлестнули его. Он узнал бы это место интуитивно, даже инстинктивно, несмотря на перемены. Здесь все изменилось, изменилось почти до неузнаваемости. Исключение составляли широкие марши лестницы, ее старинные ступеньки, которых время, казалось, не коснулось. Снесли красную кирпичную часовню, развалили пивоварню, перестроили кварталы старых викторианских коттеджей, появился целый район новой массовой застройки. Когда-то заброшенный паб был вновь вычищен, переименован и открыт! А он и не знал этого. И по-прежнему здесь было тихо и спокойно. Лестницу все так же перекрывали по вечерам, пока не открывался паб.
Лестница сбегала на облицованную гранитом набережную. Солнечные лучи, падая на покрытую мелкой рябью поверхность, отражались как в маленьких зеркалах. Вода в реке сверкала радужным светом. На другом берегу реки в свежей, пока негустой зелени деревьев виднелись многоэтажные дома элитной застройки с дорогими квартирами и балконами вдоль каждого этажа. Солнечный свет не проникал под двойной марш низких темных ступенек из какого-то черного с серым камня. Вдоль лестницы были установлены металлические перила, за годы отполированные руками до блеска.
Джон почувствовал боль в сердце, его лицо исказилось, и Джон порадовался, что сейчас его никто не видит. Прошло шестнадцать лет с тех пор, как он был здесь в последний раз. Все эти годы он жил неподалеку, но никогда не возвращался в проклятое место. Было бы правильнее и сейчас как можно быстрее убраться отсюда, он подсознательно понимал это. Но убежать навсегда он вряд ли сможет.
Медленно, держась за сияющие перила, он начал спускаться по ступенькам к нижнему маршу, где в десятифутовом его проломе или на площадке, кто как говорил, но точно не на ступеньках, нашли Черри…
Когда через две недели сняли ограждение, поставленное полицией, и лестницу открыли для посетителей вновь, он ходил туда один. Он хотел увидеть это место и представить, как это было, лежащее вниз лицом тело, руки раскинуты, ноги упираются в красную кирпичную стенку. Его добрая, любимая, некрасивая сестренка, которой было всего девятнадцать лет…
До Джона дошло, что он сидит на корточках и внимательно рассматривает темные камни, словно пытается отыскать на них какие-нибудь улики, оставленные убийцей Черри. Но даже тогда, сразу после убийства, никаких следов не обнаружили. А через две зимы, раньше, чем был построен водосброс, вода в реке поднялась и затопила Бекгейтскую лестницу почти наполовину. Джон резко поднялся и побежал вниз по ступенькам к причалу прогулочных катеров, размахивая сумкой, полной книг.
Через несколько минут Джон почувствовал облегчение. Он правильно сделал, что не сбежал отсюда. Это нечаянное посещение места, где погибла сестра, как будто приоткрыло истину. Были другие места или события в его жизни, в его прошлом, которые принесли бы такую же пользу от возвращения к ним? Точно были, это Дженифер, и ему следовало еще раз подумать хорошенько и найти выход. Вероятно, не уступать, не капитулировать, а найти способ вернуть ее.
Несмотря на яркое солнце и почти утихший ветер, как только он пришел к этому смелому решению, его пробила дрожь. Чтобы успокоиться, он пошел пешком. Уход жены был для него таким же болезненным ударом, как в детстве удары отца, но к физической боли добавились еще и моральные муки. Как она могла уйти, когда все, казалось, складывалось так удачно? Он учился искусству любви, они вместе овладевали наукой доставлять друг другу удовольствие. Собственные мысли привели его в замешательство, и он хотел
