дней, думал он. Лавка, полная гниющего мяса, а все люди погибли от бомбежки или облучения. Филипп открыл дверцу шкафа. И увидел нечто вроде лица. В первую секунду оно напомнило ему безжизненное лицо Флоры, мерцающее в глубине шкафа. Но нет, оно не такое, совершенно не такое. Что-то, что некогда было молодой девушкой, прислонялось к стенке. И зеленый вельвет.
Он издал вопль ужаса. Прикрыл рот обеими руками: казалось, все внутренности поднялись к горлу и стремились выплеснуться наружу. Пол пошатнулся. Филипп не упал в обморок, но на ногах не устоял. Его руки разъехались в разные стороны, как у человека, ищущего воды, чтобы плыть. Он стал оседать, пока не припал к циновке с серым покрывалом.
Сента ничего не заметила, ее это не задело. Она смотрела теперь на шкаф, словно это был просто громоздкий или неуклюжий предмет мебели, который нужно как-то передвинуть или избавиться от него. Ее чувства были скрыты, разве что взгляд выдавал ее. Он увидел, как Сента протягивает руку в шкаф и поднимает со дна кухонный нож, лезвие и рукоятка которого потемнели от крови. Она лгала только по мелочам, выдумывала только несущественные детали…
— Ты ведь приехал на машине, Филипп? Я думала, мы снесем это вниз вот на том, на чем ты сидишь, положим в мою комнату, подождем, пока стемнеет, а потом…
— Заткнись, ради бога, прекрати! — заорал он.
Она медленно повернулась, обратила на него свой бешеный светлый водянистый взор:
— В чем дело?
Филипп поднялся с пола, встал и захлопнул ногой дверцу шкафа — это было тяжелее, что что-либо он когда-либо делал. Он схватил Сенту и потащил ее из комнаты. Еще одну дверь нужно было закрыть. Нос и все внутри, даже мозг, казалось, были забиты этим жутким запахом. В мире не хватило бы дверей, чтобы скрыться от него. Филипп потащил Сенту вниз по лестнице; он тянул ее с собой, пока на полпути они не растянулись на широкой ступеньке. Он взял ее за плечи, закрыл ее лицо своими руками. Сента потянулась к нему, их губы разделяли сантиметры.
— Послушай меня, Сента. Я выдал тебя полиции. Я не хотел, но так получилось. Они приедут, они скоро будут здесь.
Ее глаза расширились, рот открылся. Филипп был готов к тому, что она набросится на него с кулаками, будет кусаться, но она была неподвижна и безвольна, хотя уже освободилась от его рук.
— Я увезу тебя, — сказал он, — я постараюсь, — он не собирался этого говорить, но произнес, — вот для чего нам понадобится машина. Я отвезу тебя куда-нибудь.
— Я не хочу уезжать, — ответила она, — куда я поеду? Я никуда не хочу без тебя.
Она встала, он тоже встал, и они пошли вниз. Здесь был другой запах, старый запах плесени и чего-то кислого. Филипп подумал: я говорил с Моррисом сто лет назад. Сента распахнула дверь в подвальную комнату. Свеча догорала в луже воска. Филипп открыл ставни и увидел, что дождь прекратился. По стене струилась вода и капала на обочину, когда проезжали машины. Он повернулся к Сенте. И увидел, что ее волновало одно-единственное, только это было для нее важно.
— Ты по-прежнему меня любишь, Филипп?
Возможно, это будет ложь. Он уже не знал.
— Да, — ответил он.
— И ты меня не бросишь?
— Не брошу, Сента.
Он лег на постель рядом с ней и отвернулся от своего отражения в зеркале, смятого, испуганного, испорченного отражения. Она подползла к нему, и он принял ее в свои объятия. Сента прильнула, дотронулась губами до его кожи, и Филипп крепко прижал ее к себе. Он различал, как наверху по воде едут машины, услышал, как одна остановилась возле дома. Вот ведь о чем мы думаем, о чем вспоминаем в самые ужасные минуты, думал он. Когда он украл статую, то и не предполагал, что из-за этого могут прислать полицейскую машину.
Но могут. Прислали.
