ситуации, или вообще стоит на месте, пока мы в нем действуем. Как оно иногда мчится, и как иногда ползет! Все кругом иллюзия и самообман… Он сходил по Сент-Джонс-Вуд-роуд до Гамильтон-Клоуз и обратно, а прошло только пять минут. Он пошел назад по Нортвик-плейс, стараясь замедлить шаги, и вот наконец – без одной минуты. Он подождал, пока не услышит бой церковных часов, ничего не услышал, и подошел к контейнеру для старой одежды. Глубоко вздохнув, он поднял крышку. Как и было обещано, он увидел небольшой пакет, в котором… что?
Мужчины у кафе не смотрели на него, но он все же отошел в грязный закуток и заглянул в пакет. Серьги, часы, зажигалка. Отлично. Ну, тогда можно и продолжить. Он вынул белую сумку с деньгами из рюкзака, вышел из закутка и бросил сумку на землю, между контейнером и дверью в кирпичной стене. Вернувшись в свое убежище, он остался ждать.
Она пришла через пять минут. Высокая и, насколько он мог судить, худая, с головы до ног закутанная в черную накидку. Только глаза светились – большие, темные, с густыми ресницами, а веки накрашены фиолетовыми тенями. Она подняла сумку, сунула ее под одежду и пошла в том же направлении, откуда явилась – вниз по ступенькам набережной. Джереми последовал за ней, но, дойдя до ступенек, увидел только желтоватую воду канала, девушки нигде не оказалось. Рюкзак Джереми, открытый и пустой, валялся на ступенях.
– Я никогда не был женат, – сообщил Фредди, усаживаясь в бархатное кресло и собираясь поразглагольствовать на тему. – Это будет новый опыт. Я все спрашиваю себя, как мне это понравится? Будет ли это хуже, чем сейчас, или же лучше? – Он многозначительно поднял указательный палец. – Людо уже была замужем, и я не знаю точно, сколько раз, но все это позади. Распишемся в ратуше Марилебон, первого июня, в одиннадцать утра. А потом медовый месяц – он станет нашим лучшим отдыхом, мы поедем на остров Мэн. Это будет мистическое путешествие во всех отношениях. Ты слышала об острове Мэн, Инес?
– Конечно, это недалеко от Ливерпуля, в Ирландском море. Я однажды ездила туда с первым мужем.
– Ага, еще одна женщина, у которой был не один муж, – проговорил Фредди, стараясь быть вежливым. – А там, наверное, что-то вроде Барбадоса?
– Я никогда не бывала на Барбадосе, но не думаю, что это похоже, климат уж точно другой.
– По мне так даже лучше, люблю перемены. Особенно менять пенни на фунт, а фунт на евро, – вошла Зейнаб, и он поднялся, то ли чтобы выглядеть джентльменом, то ли собираясь уходить.
– Доброе утро, Зейнаб. А я тут рассказывал миссис Ферри, или Инес, как нам всем дозволено называть ее, о том, что мы с невестой собираемся связать себя узами в следующую субботу.
– Какими узами?
– Он собирается жениться, – вставила Инес.
– Правда? Значит, за неделю до нас с Мортоном.
– Поэтому мой следующий шаг сегодня – купить кольцо. Надеюсь, что у вас найдется подходящее. Ведь мне не обязательно первой свежести, так?
– Давай помогу, – предложила Зейнаб.
Инес заметила, что сегодня утром на Зейнаб нет никаких украшений – ни одного бриллианта. Это могло означать, что оба ее ухажера, – если только Роули существует в природе, его никто еще не видел, – сегодня не в городе.
Уилл Коббетт с девушкой вышли через дверь для жильцов и направились по Стар-стрит к Эджвер- роуд. В руках у них были сумки для покупок. Девушка взяла Уилла под руку, но он явно не получал особенного удовольствия, просто молча позволял ей это. Может, правильно говорят, что всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щеку? У них с Мартином все было не так. Неужели не наступит тот день, когда любое событие, серьезное, грустное или обыкновенное, перестанет напоминать ей о Мартине?
После неудачной попытки снова войти в доверие к Инес, Джереми Квик перестал заглядывать в магазин. И вообще, вел он себя странно. Он, например, не каждый день ходил на работу. Он куда-то выходил и несколько раз возвращался. Вот и сейчас, сидя у окна в ожидании клиентов, пока Фредди с Зейнаб копошились у горки простеньких обручальных колец, она услышала, как сильно стукнула дверь, и Джереми вышел на улицу. Он пошел в непривычном для него направлении, то ли к станции Паддингтон, то ли к больнице Святой Марии, то ли к Гайд-парку. Возможно, он просто собирался провести предстоящий праздник у матери, и шел искать для нее подарок. При всех его странностях, сын он, наверное, хороший.
– Можно он отнесет их наверх, чтобы Людмила примерила? – спросила Зейнаб.
На одном из пяти колец, лежащих на бархатном ювелирном подносе, красовалась надпись «Альберт и Мойра – связаны навек».
– Это ей точно не понравится, – сказала Инес, забирая кольцо с гравировкой.
– К сожалению, – сказал Фредди, – боюсь, что только одно придется впору на ее тоненький пальчик.
Джереми, конечно, ожидал худшего, но, тем не менее, не осмотрел серьги внимательно. Он ждал подвоха, но пребывал в том состоянии, когда страх и сомнения перечеркиваются безумной надеждой на чудо. Однако разумнее, конечно, было проверить все сразу. Но к этой мысли он пришел только в час ночи. Он вскочил с кровати в невероятном волнении и разорвал прозрачный пакет. Надежда все еще теплилась. Он закрыл глаза, открыл их, посчитал камни. Шестнадцать, конечно же, только шестнадцать, а не двадцать. Его вымогатели, – теперь он был уверен, что их несколько, – купили такую же пару, что и он, когда подбрасывал серьги в магазин. Они, вероятно, обошли все дешевые ювелирные магазины в округе.
Их цель ясна – они попросят еще денег. Не сегодня, возможно, и не на следующей неделе, а числа десятого или одиннадцатого июня – тогда нужно ожидать звонка. Сегодня ему опять не уснуть. Случилось то, чего он боялся с того момента, как открыл контейнер. Ему пришлось смириться с неизбежным. Он больше не мог оставаться в кровати, не мог уснуть, и все думал о том, что нужно было сразу отказаться от их требований. Но у него ведь не было выбора, и все, что происходило с ним сейчас, просто воплощение его страха: солнце заходит, и приходит тьма.
Об этом же он думал, когда шел по Стар-стрит и поворачивал к Суссекс-гарденс. Он выбрал этот более приятный, хоть и более длинный путь до Оксфорд-стрит. Здесь много деревьев с густой листвой, превращавшейся из весенней в летнюю, а на окнах старых георгианских домов в ящиках цвели цветы. Он никогда не сядет в тюрьму, легче убить себя. Правда, сердце его упало, когда он подумал о матери, которая навсегда останется одна.
Он пришел сюда, чтобы купить духи, которые она просила. Аромат назывался «Турмалин», это какой- то полудрагоценный камень. Наверное, интересно выдумывать новые названия для духов, но их уже так много на рынке…
На Оксфорд-стрит оказались четыре больших магазина, и ближайший из них «Селфриджес». С него он решил и начать.
Давно он здесь не был. С тех пор как он ходил в подобный магазин, отделы косметики и парфюмерии стали намного богаче и разнообразнее. Он не считал себя знатоком женских духов, но известные марки, конечно, знал. Многие из них тут стояли, но все же большинство старых марок, популярных в годы молодости его матери, исчезли с прилавков или ютились в уголках. Повсюду новые названия. Девушки на плакатах, наверное, самые красивые в мире, широко улыбались и строили глазки с каждой стены и с каждой колонны. Их безупречная кожа и блестящие волосы оставляли его равнодушным. Он не хотел ни целовать их, ни убивать.
Но все же он был потрясен. Вокруг ходили женщины, совершенно не похожие на этих моделей с плакатов, они бесцельно глазели на витрины или же стремительно шагали к цели, а он чувствовал себя потерянным в этом мистическом торговом центре, и понятия не имел, куда идти и где искать этот «Турмалин». В последний раз, когда он покупал матери духи, то просто выбрал их на витрине большой аптеки, на Эджвер-роуд, вошел, показал на них пальцем и купил. Может, и сейчас также поступить, войти в
