одна дурацкая мысль. Он впервые слышал имя Кершоу.
Тэсс сидела бледная и почти перепуганная, стиснув руки Чарльза, с рукописью на коленях.
— Я так странно себя чувствую, — сказала она. — Я чувствую себя так, словно стала новой личностью. Как будто у меня три отца.
Чарльз бестактно заявил:
— Ну, не выбрать ли тебе вот этого, который мог написать подобные вещи?
Но Тэсс на мгновение подняла глаза на человека, которого Арчери учился называть Томом, и Чарльз понял, что она сделала свой выбор.
Потом она протянула тяжелую стопку рукописей Арчери:
— Что мы можем с этим сделать?
— Я мог бы показать их знакомому издателю. Я однажды сам написал главу к книге… — он улыбнулся, — об абиссинских кошках. Я знаю кое-кого, кому эти рукописи будут интересны. Что-то же я могу сделать в качестве компенсации?
— Вы? Вам не в чем себя упрекнуть. — Кершоу подошел и встал между ним и влюбленными. — Послушайте, — продолжал Кершоу, его лицо покрылось морщинами от усилий, которые он прилагал, чтобы быть понятым. — Вы делали только то, что я должен был сделать много лет тому назад, — поговорить с нею. Я не мог, видите ли. Я хотел с самого начала произвести хорошее впечатление. Теперь мне видно, что вы можете быть очень тактичны, чертовски дипломатичны. О, имелась тысяча юнцов, из-за которых она никогда не заинтересовалась бы Пейнтером, но он пристал к ней с женитьбой. Я никогда не спрашивал, что заставило ее изменить свое решение, когда он вернулся из Бирмы. Господи помоги, я считал, что это не мое дело!
Тэсс тихо процитировала:
— «Не бери в голову то, что говорят люди. Твой отец не был убийцей».
— И она была нрава, только я был туг на ухо. Она будет говорить со мной теперь так, как никогда не говорила за все эти годы. Она будет говорить и с тобой, Тэсс, если ты пойдешь к ней теперь.
Она колебалась, как ребенок, губы ее дрожали в нервной улыбке нерешительности. Но повиновение — счастливое, разумное повиновение — было естественно в этом доме. Арчери и прежде видел примеры тому.
— Я не знаю, что сказать, с чего начать, — сказала она, медленно поднимаясь на ноги. — Я так отчаянно боюсь причинить ей боль.
— Тогда начни с твоей свадьбы, — здраво рассудил Кершоу. Арчери наблюдал, как он наклонился к валявшимся на полу журналам. — Покажи ей это, и пусть она помечтает, как увидит тебя в чем-нибудь подобном.
На Тэсс были джинсы и белая рубашка. В «Оливе» или «Розалинде» нашли бы, что она потеряла право первородства, но приобрела новую женственность. Она взяла журнал и взглянула на обложку, на которой пирамида из цветов венчала самое фотографируемое лицо Британии.
— Это не для меня, — произнесла она, но взяла журнал с собой.
— Мы скоро должны идти, — сказал Генри Арчери сыну. — Пора поделиться всем этим с твоей матерью.
