Вскоре снова раздался телефонный звонок. На этот раз звонил отец Линны, он настоятельно просил ее прийти домой к трем часам. После обеда она решила, что не станет дожидаться назначенного времени, и попросила Чарли и Стефена проводить ее к отцу по пути в школу, так как', после совершенного на нее нападения боялась ходить одна.
Еле передвигая ноги, Линна поднялась по знакомой лестнице родного дома. Домработница с полной уверенностью сказала ей, что отец отдыхает, и, подойдя к двери его комнаты, Линна прислушалась. Тишина. Она решила не беспокоить его и уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг раздался низкий голос отца. Он настойчиво говорил кому-то:
— Потому что я уже не смогу этого сделать сам. Понятно?
— Да, сэр, — неестественным тоном ответил Паркер.
— Я не думаю, что она выйдет замуж за Курта, поэтому забота о ней целиком ляжет на твои плечи.
— Да, сэр.
Снова наступила тишина, и сердце Линны чуть не остановилось. Они говорили о ней. Усталый голос отца продолжал:
— Это огромная ответственность. Ты думаешь, это понравится Джолин?
— Я уверен, что она поймет.
— Я не хочу вверять ее судьбу кому-либо постороннему.
— Нет, сэр, — уверенно ответил Паркер.
— Если же тебе придется выбирать между женой и сестрой…
— До этого дело не дойдет, папа. Я обещаю.
— Ты должен убедиться в этом, прежде чем женишься.
— Да, сэр. Обязательно.
— Она ни в коем случае не должна зависеть от Алис Файе, ты слышишь?
Линна в оцепенении стояла в дверях. Ее отец говорил так, будто собирался умирать. Она вошла в комнату
— Привет, папа.
К ней сразу же подошел Паркер и поцеловал в щеку.
— Привет, — медленно сказал Паркер. — Как я рад, что ты здесь.
В его голосе слышалось облегчение. И страх. Она села на отцовскую кровать и протянула к отцу руки. Все тело дрожало. Он взял ее ладонь в свои худые хрупкие пальцы и тихонько сжал.
— Ты слышала наш разговор?
— Да.
И вдруг ей все сразу стало ясно. Ее отец был смертельно болен.
— Что происходит? Отец глубоко вздохнул.
— Я не думал, что придется рассказать тебе так скоро, — он сделал паузу, чтобы набраться сил. — Доктора считают, что мне практически не на что надеяться. Выходит, близок мой конец. Поэтому я бы хотел, чтобы вы с Паркером были к этому готовы. Алис Файе я уже сказал.
Его слабый голос стих. Внутри нее все запротестовало. Как это может быть? Это невозможно. Он не может умереть. Не может. Однако, в глубине души она знала, что отец говорил правду, и слезы подступили к ее глазам, готовые побежать по щекам. Но нужно быть сильной и не расстраивать отца. Напрягшись всем телом, она слушала Паркера, который объяснял ей, как обстоит дело со здоровьем отца, и ее мозг отфильтровал всего три слова из его речи: рак, безнадежен, конец.
— Очень скоро я покину вас, — сказал отец, взволнованный и раздраженный. — Это может произойти в любой момент, и я хочу быть уверенным, что все будет в надежных руках.
Она печально кивнула, не в состоянии придумать что-нибудь, что могло бы хоть немного развеять его страхи и облегчить страшное бремя. Только нарастающая боль и мучительное страдание заполняли сейчас все ее существо. Он хотел передать дочь в «недежные руки». И этими руками должны были стать руки Паркера. Линна с трудом заставила себя заговорить, хотя в голове у нее была какая-то путаница и мозг совершенно отказывался работать.
— Я не хочу, чтобы вы беспокоились за меня. Я уже достаточно долго думала над предложением Курта и считаю, что больше откладывать незачем. И если вопрос стоит ребром, то мы скоро поженимся, — как можно непринужденнее сказала она.
Наступила длительная пауза, потом отец произнес:
— Позволь мне поговорить с твоей сестрой.
— Да, сэр, — Паркер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
— Я даже слышать не хочу о твоем замужестве. Ни в коем случае я не хочу вынуждать тебя, — стал убеждать Линну отец. — Мне все известно о тех браках, которые совершаются из-за…
Он резко замолчал, и ей невероятно захотелось увидеть его лицо. Руки Сэма до боли сжали ладони дочери, и она инстинктивно поняла, почувствовала, что он не скажет этих слов и жалеет, что вообще завел об этом речь.
— Ради Бога, не выходи за него замуж, если не любишь, — настойчиво попросил он. — Обещай, что не сделаешь этого.
— Хорошо, папа. Клянусь тебе.
Пальцы отца с облегчением разжали руку дочери, и его дыхание стало спокойнее. Ее мозг лихорадочно искал слова, которые могли бы поддержать его дух. Внезапно в ее голове вспыхнул свет, и Линна на какой- то миг увидела расплывчатые контуры лица с до боли знакомыми чертами, которые она помнила с детства: те же самые глаза, вернее, один бледно-голубой глаз на изможденном исхудалом лице, но волосы почему-то были почти белыми.
— Папа ты седой?
— Да, милая. Уже несколько лет.
— Твои волосы с проседью или совсем седые?
— Алис Файе говорит, они серебряные. Она решила, что должна рассказать ему, сама неуверенная, было ли это в действительности или только в ее воображении. Но уже во второй раз за сегодняшний день!
— Ты помнишь, доктор Пичтри говорил мне, что мои глазные нервы не атрофированы. Во всяком случае, не полностью.
— Я всегда надеялся, что появится какое-нибудь новое лекарство, — отец вздохнул.
— Если я скажу тебе что-то, ты мне дашь слово, что об этом никому не станет известно до тех пор, пока я не буду уверена, что это действительно случилось?
— Можешь говорить мне все, что угодно.
— Мне кажется… Мне кажется, я только что видела тебя, — выпалила она. — На тебе надето что- нибудь голубое?
Пальцы отца снова сжали ее руку, и она услышала, как он глубоко, учащенно задышал. В его голосе было удивление и недоверие:
— Да.
— Светло-голубое, блестящее, похожее на шелк? — она сама начинала волноваться.
В самом деле, не могла же она придумать это!
— На мне старая голубая пижама. Ты подарила ее мне несколько лет назад на день рождения, — обеими руками он крепко сжимал ей руки.
— Сейчас я ничего не вижу, — объяснила она, с трудом переводя дыхание, — но секунду назад было какое-то озарение, и я увидела твое лицо. Я знаю, я увидела. Это уже второй раз случается сегодня.
Она призналась, что на нее было совершено нападение, но, зная, как он всегда переживает, умолчала об ушибах и ране.
— Может быть, это повлияло, — шутливым тоном сказала она, чувствуя, что сама поддается вол нению. — Но если я буду видеть, то никому ве придется заботиться обо мне, ни тебе, ни Паркеру… Ее волнение переросло в сильную головную боль, и Линна с трудом могла удерживать равновесие.
— Обещай, что ничего никому не скажешь, — упрашивала она. — Это будет невыносимо, если окажется, что я ошиблась.
— Обещаю, но ты должна… — он поднял телефонную трубку, — показаться доктору Пичтри, и как
