Нет, уж это действительно галлюцинация, никуда не денешься. Видение из прошлого. Надо немедленно лечь… Но я не успел отклеиться от косяка, как лабрадор взлетел по ступенькам и не лизнул меня в нос только потому, что его язык находился внутри жестянки, а удовлетворился тем, что бодро задрал ногу у стены.
Я уставился на сияющее лицо миссис Уэстби.
— Как?.. Что?..
Веселые искры в глазах и улыбка во весь рот придавали ей особое очарование.
— Видите, мистер Хэрриот? Ему лучше! Лучше!
Сон с меня как рукой сняло.
— А я… Вы привели его снять жестянку?
— Да, да, пожалуйста!
Я даже крякнул, поднимая Бренди на стол. Он стал тяжелее, чем был до болезни. Нужные щипцы я схватил, почти не глядя, и принялся отгибать зазубренные края наружу. По-видимому, к томатному супу он питал особую слабость — во всяком случае, сидела жестянка очень плотно, и мне пришлось с ней повозиться довольно долго. Но вот Бренди освободился, и я еле успел увернуться от его слюнявых поцелуев.
— Опять навещает мусорные баки, как я погляжу!
— Да. Чуть не каждый день. Несколько жестянок я сумела сама с него снять. И с горки опять катается! — Она блаженно засмеялась.
Я вытащил из кармана стетоскоп и прослушал его легкие. Кое-где легкие хрипы, но шарманка умолкла.
Присев на край стола, я оглядывал могучего пса и не мог до конца поверить в свершившееся чудо. К нему вернулась вся прежняя жизнерадостность, пасть расползалась в задорной усмешке, а в окно вливались солнечные лучи, золотя и без того золотую шерсть.
— Но почему, мистер Хэрриот? — спросила миссис Уэстби. — Что произошло? Отчего ему стало лучше?
— Vis medicatrix naturae, — ответил я с благоговением.
— Простите?
— Целительная сила природы. Никакой ветеринар не может с ней соперничать, если уж она вступает в действие.
— Ах, так. И предсказать заранее вы не можете?
— Нет.
Мы помолчали, поглаживая Брэнди по голове, ушам и спине.
— Да, кстати, — заговорил я, — интерес к синим джинсам тоже вернулся?
— Еще как! Они сейчас ждут в стиральной машине. Выпачканы в глине сверху донизу. Такое счастье!
Собаки вроде Бренди привносили в мою жизнь много света — собаки, способные на выходки, вызывающие смех. Он был прирожденным комиком, и даже его неприятности с мусорными бачками имели свою забавную сторону, однако его пневмония надолго стерла улыбку с моих губ. Приятно завершить книгу историей истинного собачьего оригинала, да к тому же историей со счастливым концом. Я и по сей день не знаю, почему он выздоровел, но разве это важно?
