мы уже шли вдоль реки, сверяя по звездам свое направление.
Ну, а в ненастную погоду даже и не знаю, что присоветовать. Чтобы уверенно ориентироваться по мху, по муравейникам, нужен большой опыт. Муравейники, например, чаще всего с северной стороны защищены чем-нибудь — кустом или деревом. К тому же северная сторона бывает несколько круче других. Но это далеко не всегда бывает явно. Очень легко ошибиться. Так же как и в случае ориентирования по мху на деревьях. Впрочем, своими соображениями на этот счет я с вами уже делился. Остается только добавить: для определения частей света по мху нужно выбрать обязательно отдельно стоящее дерево.
Говорят, будто у хвойных деревьев на южной стороне ствола больше натеков смолы. Но попробуйте со всей точностью определить! Так же можно сказать и о совете определять части света по цветам на кустах: их якобы больше с южной стороны. Могу заверить, что все эти способы безупречны лишь в том случае, когда у вас лежит компас в кармане.
О крове. Крыша над головой—дело большое. Так мы устроены: даже видимость крова создает ощущение уюта и безопасности. Сначала человеку кровом служили своды пещеры, а позже он и сам начал строить жилища, обнаружив, что на пещеру не всегда можно положиться.
Наш кров был прост, примитивен, но от дождя укрывал хорошо. Мы очень легко смирились с тем, что не могли вытянуть ноги во время дождя, поскольку они вылезали из-под укрытия. Прижавшись друг к другу, мы терпеливо пережидали ненастье. Зато такое удобство: на новом месте наловчились ставить жилище всего за десять минут. Сначала рубили колья, вбивали их в землю, стелили лапник, а сверху—березу. Толя любил подложить под себя побольше травы. Мы с Лешей тоже иногда так делали. Получалось в общем довольно мягко.
Не будь пленки, мы бы сооружали обычный шалаш. Крытый лапником, он тоже может хорошо защитить от дождя. Вообще надежное укрытие— дело первостепенной важности. Сил на его строительство не стоит жалеть.
Жизнь в тайге научила, что лучше всего останавливаться на ночь на вершине сопки. Там суше, теплее. Там есть надежда, что поднявшийся ветерок избавит хоть на время от гнуса. Во всяком случае в конце августа так и бывало. Мы ночевали и в распадках, но вскорости убедились, что этого делать не следует— самые холодные ночи пережили именно там.
Вот как будто и все. Хочу сразу сказать, что я не претендую на более или менее полный комплекс полезных советов. Моя задача скромнее и проще: я надеюсь, что наш опыт может оказаться кому-то полезным, несмотря на то что его ни в коем случае нельзя назвать всеобъемлющим. И конечно, не следует забывать: все эти советы приемлемы лишь в летнее время года. Впрочем, часть из них пригодится и весной, и осенью тоже.
Мы прилетели в Москву и, бородатые, отощавшие, явились домой, на потеху друзьям и близким. Уж больно умученный был у нас вид. Все очень живо интересовались нашим таежным житьем-бытьем, после чего я и подумал, что, наверное, было бы полезно написать эту книгу.
Утром на следующий день мы, как договорились в тайге, пошли в «Арагви». Официанты, бросив дела, наблюдали за нами издали. Мы оказались самыми первыми посетителями и, видимо, ели как-то не так, если официанты, привыкшие видеть всякое, буквально немели, глядя на нас. Кажется, мы ели много и очень быстро. В конце концов едва смогли расплатиться по счету.
Здесь, дома, отступили и растворились бесследно мелкие обиды, терзавшие меня и Толю. Наши взаимоотношения очень быстро вернулись в норму, и, вспоминая былое, мы диву давались, как это могли трепать друг другу нервы из-за мелочей, которые теперь и вспомнить не можем.
Леша написал стихи про нас, про нашу жизнь. Там есть такие строки:
Читаю и думаю: как будто не с нами все это было...
Вернувшись к привычным делам, я часто вспоминаю таежную жизнь. Все-таки многому она нас научила. А вечером, когда за окном сгущается тьма, и еще позже, когда одно за другим гаснут окна высоких домов, мне время от времени вспоминаются ночи в тайге. Холодные, бессонные ночи... Такие бесконечные и изнурительные... Для, нас не было ничего труднее этих ночей.
Иногда, если светила луна, отойдя от костра, можно было увидеть, как шевелит ветер кроны кряжистых сосен. Как он треплет пышные прически берез—то взбивает их, то взлохмачивает нетерпеливо, распускает тонкие, гибкие ветви, как распускают девушки косы. Старый баловень-ветер... Никто и ничто не может его обуздать...
В такие минуты, когда память возвращает прошлые дни, думаю: многое, наверное, отдал бы, чтобы еще раз увидеть все это.
