меня домой без всяких объяснений.
– Это в его духе: причин он никогда не объясняет, что бы он ни делал, – заметил Ричард.
Кит искоса посмотрел на него.
– Надеюсь, ты не ссоришься до сих пор с отцом, Ричард, а? Я полагал, что вы с ним уже уладили свои разногласия. Ты ведь теперь сам отец.
– Он, похоже, вообще не помнит, что я был женат, – отозвался Ричард.
– Мне жаль, что так случилось с твоей женой. Я очень надеялся в один прекрасный день познакомиться с ней. Не сомневаюсь, что она была очаровательной.
Ричард не смотрел на Кита. Лицо его стало жестким, невидящие глаза уставились вдаль.
– Говорят, это была родовая лихорадка, хотя не удивлюсь, если узнаю, что ее отравил отец.
– Ну что ты! – воскликнул Кит. – Быть того не может!
– Он же ее ненавидел, все время ненавидел. А про этот портрет ты слышал или нет?
– Про какой портрет?
– Про большой семейный портрет, который он заказал для длинного зала. Он висит на почетном месте, над камином, этакая немыслимо здоровенная штука, ну и там на нем вся семья: отец со своей женой посередине, а все мы, дети, стоим группкой вокруг них. Там и ты тоже есть… твою фигуру срисовали с натурщика, который «подменял» тебя, а лицо – по описанию. Вообще-то сходство совсем неплохое. И я тоже похож, и Амброз, и Фрэнсис, и дети этой женщины, и даже ее проклятая собака. И наша сестра, Алиса, она тоже там… нарисована этак туманно и стоит в сторонке от нас… ну, чтобы показать, что она уже умерла.
– Какой замечательный штрих!
– Это уж отец так задумал. А на переднем плане, на большой диванной подушке, – мой сын. Все там, все до одного… кроме моей жены! Когда я услышал, что отец вставил туда и Алису, я спросил его, не следует ли написать заодно и Джейн, а он отвечает: нет, мол. Я его спрашиваю почему, а он говорит, что она-де не из нашей семьи.
Кит печально покачал головой. Его отсутствие помогло ему понять, как отец с сыном распаляли друг друга к новым и новым ссорам, каждая из которых влекла за собой следующую. Эдмунд хотел наказать Ричарда за то, что тот женился без подобающего родительского присмотра, вот Ричард теперь и выискивал какой-нибудь способ наказать Эдмунда. К чему приведет в конце концов эта вражда? Кит решил, что надо бы переменить тему разговора.
– Очень хочется повидать твоего сынишку, – сказал он.
– Я назвал его Ральфом. Генриетта никак не может этого выговорить и зовет его Вайфом. А Лия все кудахчет, все качает головой и говорит: «Да уж, такое имечко ему вполне впору[7], бедному малютке, храни его Господь».
Он настолько точно скопировал выговор Лии, что Кит рассмеялся.
– Только Ральф, конечно, никакой не пропащий, нет, он вполне здоровый ребенок, такой пухленький и крепенький – лучшего и желать нельзя. Даже отец не может найти в нем никакого изъяна, хотя я готов держать пари: он очень хочет его отыскать. Одна Лия защищает Ральфа, как тигрица, а преподобный Мойе ждет не дождется, когда можно будет начать учить его латыни, греческому и астрономии.
– А ты… чему ты сам хотел бы обучить его?
– Самым обычным вещам: скакать верхом, управляться с ловчими птицами и охотничьими собаками… еще стрелять, танцевать и, быть может…
– Да, этот ребенок получит хорошее воспитание. А как поживает остальное семейство? Я слышал, бедняга Энтони тоже умер. От чахотки, да?
– Точно. Он таял, словно снег летом… Ну, по всей видимости, оно и к лучшему. Все равно от его жизни не было никакого проку даже для него самого. Только вот старуха Элспет, давняя служанка дяди Амори, уж так обожала Энтони, что все бранилась, будто это Сабина с ним разделалась, чтобы наложить лапы на Уотермилл. Сабина пришла в бешенство и прогнала ее, и теперь старуха из мести рассказывает эту байку повсюду: как, мол, Сабина то и дело повторяла, что было бы Божьей милостью, если бы Энтони умер, и как она потом избавилась от него. Сабина и в самом деле очень часто это говорила, но вот что до всего остального…
Ричард покачал головой. Удивленно посмотрев на него, Кит спросил.
– Ты, надеюсь, не хочешь сказать, что, по-твоему, тут есть хоть какая-то доля истины?
– Не совсем… – неуверенно произнес Ричард. – Видишь ли… Сабина в последнее время стала довольно странной. Она запирается в доме и не допускает к себе никого. Ты ведь знаешь, что Гамиль и Хиро по сути жили там, и пока дядя Амори был жив, они постоянно навещали его и гостили в Уотермилле, а теперь, когда они хотят нанести визит, Сабина не пускает их туда. Она говорит, что они, мол, пытаются украсть ее наследство.
– Но, прости, с какой бы стати они…
– О, видишь ли, дело в том, что у Гамильтонов вообще нет никакой личной собственности, разве что вот только те маленькие дома на Северной улице, которые пошли Сабине в приданое. А теперь Сабина считает, что все имение Уотермилл хотят отдать Гамилю с Хиро. Но это бессмыслица: поскольку у Сабины вообще нет детей – и теперь уж маловероятно, что они когда-нибудь появятся, ведь Захария, похоже, пропал, – то Уотермилл в любом случае отойдет к Гамильтонам после смерти Сабины Кит покачал головой.
– Мрачная картина. Я так надеялся, что дома, в сельских краях, царят мир и спокойствие.
Ричард зло усмехнулся.
– Как же, мир! Никакого мира тут тебе не будет, братец. Тут все друг для друга, как кость в горле. И даже когда они вежливо перебраниваются, вроде Роба Гамильтона и отца…
