– Я не могу там больше жить! Не могу больше переносить этого. Я возвращаюсь домой, ибо там мне не на что больше надеяться, а дома у меня будет покой и любовь моего племянника. Итак, Эллен, ты едешь со мной или нет?
Эллен решила отказаться от дальнейших претензий, которых хозяйка все равно бы не приняла.
– Я поеду с вами куда угодно, – смиренно заверила она Руфь, а потом, сочувственно посмотрев на девушку, этак небрежно спросила: – Только вот, мисс… хм-хм… как же это вы допустили такую ошибку-то, ну, с молодым хозяином? Ведь любой болван видел, что он готов был горы своротить, лишь бы покорить другую молодую госпожу.
– Нет, не любой болван, – с кислой улыбкой отозвалась Руфь. – Был один болван, который этого не видел. Только он… она… больше никогда не будет болваном, нет-нет, никогда!
– Не надо так уж казниться, мисс, – тихо произнесла Эллен.
Руфь резко поднялась.
– Я отдам свою любовь тем, кому она нужна: моему племяннику и моим коню и кречету.
– И вашей служанке? – с неловкостью спросила Эллен.
Она была женщиной простодушной, и слова любви ей приходилось слышать нечасто. Руфь с иронией посмотрела на нее, и чтобы скрыть, как этот жест Эллен тронул ее, ответила:
– Тебе не надо делать вид, будто ты не желаешь возвращаться, Эллен. Ведь когда ты снова поселишься здесь, Перри уже не отвертеться от женитьбы на тебе. А сейчас его только расстояние и спасает.
Эллен положила руки на бедра и поджала губы.
– Хм, а вы, выходит, остроглазая, раз это приметили, да вы всегда такая и были. Что ж, ко всему-то у вас свой подход, как и с этим переездом, и, думаю, вы заслуживаете, чтобы вам повезло в жизни.
– Могу тебя заверить, что отныне у меня уж точно будет свой подход, – сказала Руфь и направилась из холодного мрака часовни на яркий солнечный свет.
Теперь это уже была не девушка, а некрасивая и худая женщина. Хотя сама Руфь и не осознавала этого, в ее поступи вдруг проявилось достоинство. Когда она шла, чтобы отвязать своего пони, Руфь больше не выглядела неуклюжей и нескладной. Эллен не могла определить словами этой перемены, но, разумеется, приметила ее, ибо именно с этого момента служанка стала называть Руфь «госпожой».
Приехав в Оксфорд, Ричард не знал, что рассчитывает там увидеть. Дело в том, что истории, которые он слышал, противоречили картине, нарисованной Китом по приезде домой. Однако шести месяцев учебы оказалось достаточно, чтобы убедиться, что все рассказы, ходящие об Оксфорде, должно быть, верны, поскольку там снисходительно относились к самым разным поступкам. Правила были весьма строгими, как в отношении самой учебы, так и в порядке поведения студентов в быту. Однако часто контроль над студентами поручался старому, немощному преподавателю или же просто равнодушному, поэтому юный шалопай мог без всяких затруднений ускользнуть от него.
Преподаватели помоложе предпочитали не жить при университете, а квартировать в городе, и это порождало заметное взаимное озлобление между ними и пожилыми профессорами. Основным занятием последних являлось управление колледжами, тогда как младшие преподаватели были всецело поглощены тем, как бы им пролезть в один из руководящих органов, вытеснив оттуда кого-нибудь из старших. Естественно, что ни у тех, ни у других для студентов и времени-то особого не оставалось. И в результате, как вскоре обнаружил Ричард, те юноши, которые приезжали в Оксфорд совсем молодыми, равно как и те, кто отличался послушанием и понятливостью от природы, или те, у кого был деятельный, энергичный учитель, вели себя спокойно и учились прилежно. Ну а остальные творили все, что их душе угодно, а угодны им были, ясное дело, частые попойки, азартные игры, распутство и… редко, совсем редко – учеба.
Преподаватель Ричарда оказался достойным человеком, весьма образованным и принципиальным, но он также был уже в преклонных летах, почти ничего не видел и занимался главным образом своей собственной работой. Так что Ричард, еще дома научившийся ловко уклоняться от наказаний острого на глаз и язык отца Мишеля, находил учителя Уолкера весьма добродушным. Его лекции были обязательными. Основным предметом в течение первого года обучения была риторика, и студентов систематически подвергали испытанию, устраивая диспуты. Однако сам по себе учебный план был довольно ограниченным, поэтому Ричард, благодаря хорошему домашнему образованию, настолько далеко обогнал однокашников в богословии, астрономии и метафизике, что его трудности, скорее, заключались в том, чтобы скрыть свои познания, нежели шутя преодолевать эти диспуты-испытания.
Возраст студентов-первогодков варьировался от четырнадцати до двадцати лет. Однако большинству из них было примерно шестнадцать. Неудивительно, что Ричард, сильно опережавший сокурсников в знаниях, да к тому же бывший вдовцом и отцом ребенка, вскоре оказался в компании второкурсников со своего же факультета, главное удовольствие в жизни которых составляли игра в карты или в кости в тавернах, а также ежевечернее пьянство. Все это очень сильно напоминало ему жизнь дома до того, как он попал в ту щекотливую ситуацию с Джейн, с той, правда, разницей, что в Оксфорде не было стычек с разгневанным отцом и сверх всякой меры наблюдательного Мишеля Мойе, которые хлестали бы его своим колким языком. Дни Ричарда протекали в безделье, а вечера и ночи – в пьянстве, после чего он, шатаясь, возвращался на свою узкую постель, опираясь на плечо какого-нибудь развеселого собутыльника, – словом, в целом Оксфорд казался Ричарду более уютным и домашним, чем сам дом.
Главным же различием между жизнью в Оксфорде и его прежней, в целом сходной жизнью в тавернах Йорка или близ них, было отсутствие женщин. Большинство его приятелей не очень-то интересовали плотские утехи. Один из них, сын весьма и весьма состоятельного джентльмена, имел постоянную любовницу, очень хорошенькую и неболтливую молодую женщину, которую он содержал в квартирке у Карфакса. Другой же временами тихохонько, почти с виноватым видом ускользал в публичный дом. Однако между ними не велось ни разговоров о женщинах, ни смакования сексуальных излишеств. Студенты жили в исключительно мужском мирке и старались проявлять свои доблести в пьянстве, азартных играх и довольно редких потасовках. Ричард, изо всех сил стремившийся во всем приноровиться к своим новым приятелям, также волей-неволей стал вести целомудренную жизнь.
На втором году своего обучения Ричард мало-помалу особенно сдружился с Кловисом Бирном, тем самым молодым человеком, который содержал любовницу. Статус вдовца давал Ричарду несколько особое положение среди его приятелей, и Кловис даже как-то раз сказал ему:
– Мы с тобой, Дик, похожи в том, что оба мы как бы полуженаты: оба мы владеем бесплотными призраками.
И вот как-то вечером Кловис даже пригласил Ричарда отобедать вместе с ним и его любовницей. Ричард
