успокоиться и забыть об этой проклятой страсти.
Дэн проснулся на следующее утро в крайне мрачном и подавленном настроении. Вставать ему совсем не хотелось, но дел предстояло множество, а забиться в угол и, изводя себя, страдать — это было не для него: Дэн всегда считал такое поведение недостойным взрослого мужчины. Ему было нужно только одно: раскрыть правду о происхождении мальчика. Лишь зная точно, отец он ему или же нет, можно было думать о том, что делать дальше.
Дэн полежал неподвижно еще некоторое время, восстанавливая в памяти все слова, поступки, взгляды и жесты Эммы. Как это было ни странно, но они расплывались в его памяти и ничего определенного он решить не смог. И — это было хуже всего — вопросы, ответов на которые он не знал, снова принялись терзать его. Он вспоминал, как она извинялась за свое поведение в ресторане… Но за это ли она извинялась? Или же за то, что тогда использовала его, чтобы забеременеть, не спросив его согласия, даже не поставив в известность? Но как бы там ни было, все это выглядело слишком запутанным.
Дэн тихо чертыхнулся, спрыгнул с кровати и решительно сбросил пижаму. Наступило время раскрыть тайну.
Он сидел за колесом машины, грыз ноготь и пристально наблюдал, ожидая хоть какой-нибудь возможности разгадать загадку Эммы. Ему очень хотелось хотя бы мельком увидеть ребенка. Правда, дети, которым нет еще и годика, не могут сами выйти поиграть в сад. Наверняка он еще только учится ходить… Дэн очень надеялся, что ему повезет, хотя он безуспешно просидел в засаде все утро и теперь уже шел двенадцатый час. Тем не менее он надеялся, что Эмма или ее свекровь все-таки вывезут ребенка погулять в коляске.
Прошло еще полчаса. У Дэна страшно затекли ноги, и он уже почти решился сам постучать в дверь ее дома, когда эта самая дверь открылась и на пороге появилась Эмма собственной персоной. Она была одета в простые джинсы и синюю трикотажную блузку. Ее длинные волосы были собраны на затылке в хвост. Она обернулась к седой женщине, стоявшей в коридоре, что-то ей сказала, а затем поспешно спустилась по ступенькам крыльца. В руках она держала что-то, напоминающее сумочку.
Забыв о затекших ногах, Дэн одним прыжком кинулся в машину и скорчился на сиденье, стараясь пригнуться как можно ниже.
Ему повезло. Эмма не стала ни переходить на его сторону, ни рассматривать старый синий «плимут». А когда Дэн увидел, что она отправляется в супермаркет, дорога до которого отнимала добрых десять минут, то понял, что ему просто необыкновенно повезло. Даже если предположить, что она управится со всеми покупками за пять минут, у него будет почти полчаса. Этого больше чем достаточно, чтобы выяснить то, что его интересует.
Дэн вышел из машины, неторопливо пересек улицу, борясь с внезапно охватившим его волнением и чувствуя, что костюм вдруг стал ему тесным, а воротничок рубашки просто душит. Но одет он был достаточно прилично, чтобы не вызвать никаких подозрений у свекрови Эммы. В его распоряжении оставалось только несколько минут, и за это время он должен был завоевать расположение миссис Форстер.
Он постучался. Миссис Форстер не заставила себя долго ждать. Дверь открылась, и свекровь Эммы появилась на пороге. Дэн сразу же заметил, что она выглядит гораздо моложе, чем можно было предположить. Во всяком случае, вряд ли старше его собственной матери, лет эдак шестьдесят — шестьдесят пять. Следовательно, «старый» муж Эммы мог быть на самом деле не старше самого Дэна.
— Миссис Форстер? — Дэн широко улыбнулся с самым подкупающим видом, ничем не выдавая своего удивления.
— Да.
— Простите, вы выглядите слишком хорошо, чтобы быть свекровью Эммы. — Произнося эти слова, он совсем не кривил душой. Эта пожилая женщина отлично сохранилась. Прямая, стройная, с еще свежим и довольно моложавым лицом — это только подчеркивал ореол серебряных волос. Да и одета она была совсем не по-старушечьи.
Его улыбка и слова сработали. Миссис Форстер прямо расцвела от удовольствия. Довольный произведенным впечатлением, Дэн принялся излагать причину своего появления.
— Я Дэн Зарьян, миссис Форстер. Я тот самый фотограф, с которым вчера работала Эмма. Дома ли она? Мне нужно поговорить с ней о продолжении съемок. Честно говоря, мне очень не хочется искать себе другую модель. Вы, должно быть, понимаете, что таких, как Эмма, не слишком-то много. У нее совершенно особенный стиль и профессионализм.
— Вы опоздали буквально на несколько минут. Но она скоро вернется. Она пошла в аптеку купить что-нибудь нашему Сирилу — у малыша режутся зубки и он все время хнычет. Эмма, наверное, говорила вам об этом?
— Сирил? А мне казалось, его зовут Реймонд.
— Да что вы только говорите? Не может быть! Вы, наверное, не так поняли. Реймондом звали его отца. Он-то хотел, чтобы ребенку дали его имя, но Эмма уперлась и ни в какую. Она заявила, что не желает и слышать о таком имени. Должна признаться, я была полностью с ней согласна. Мне тоже не хотелось называть моего Реймонда Реймондом, когда он родился, но мой муж настаивал на этом, а в те дни женщинам не полагалось спорить с мужчинами. Это сейчас времена изменились.
Она улыбнулась, вспоминая прошлое. На ее лице появилось выражение легкой грусти. Дэн не знал, как ему реагировать на намек миссис Форстер о своих далеко не радужных отношениях с покойным мужем — посочувствовать или же промолчать.
Ясно было одно: свекровь Эммы отличалась мягкостью и деликатностью, присущими женщинам былых времен, далеко не столь эмансипированным и раскованным, как нынешнее поколение.
— Видит бог, я тогда очень переживала, — мягко закончила она и спохватилась: — Да что же я держу вас в дверях? Мистер Зарьян, проходите, пожалуйста. Простите меня, входите, входите скорее!
— Зовите меня просто Дэн, — предложил он, шагая вслед за ней по уютному неширокому коридорчику в гостиную, аккуратную, но бедноватую, обставленную когда-то отличной, но теперь уже порядком потертой и обветшавшей мебелью. По всему было заметно, что этот дом знавал куда лучшие времена.
Селия остановилась и, приглашающим жестом обведя гостиную, сказала:
— Тогда тоже зовите меня просто Селией. Я, к сожалению, ненадолго вынуждена буду вас покинуть. Побудьте, пожалуйста, здесь, а я пойду на кухню, сварю кофе.
Оставшись в одиночестве, Дэн глубоко вздохнул и осмотрелся, пытаясь заглушить чувство легкого стыда, вызванное откровенностью и наивностью пожилой дамы. Вряд ли он имел право вот так втираться к ней в доверие.
Но ведь другого выхода в его ситуации не существовало. Отогнав от себя угрызения совести, Дэн заинтересовался несколькими свадебными фотографиями в красивых рамках, висевшими на стенах. Он тут же подошел к ним, желая рассмотреть поближе. По мере того как он разглядывал их, брови его хмурились все сильнее. Рядом с Эммой был запечатлен отнюдь не какой-нибудь старый плешивый ворчун. Ее муж был человеком в самом расцвете сил. Мистеру Форстеру вряд ли исполнилось тридцать пять лет. Да они с ним почти ровесники!
И снова Дэна обожгла мысль, так терзавшая его еще накануне, когда он впервые увидел ее дом. Все было совсем не так, как он думал. Она вышла замуж не за старика и не по расчету. Это был брак по любви, по самой настоящей любви. Теперь у Дэна не было в этом сомнений. Оторвавшись от фото, он принялся оглядываться, в надежде узнать еще что-нибудь.
Он знал, что именно нужно искать, и детскую фотографию пропустить не мог, тем более что заботливые руки поставили ее на верхнюю полку прекрасного книжного шкафа.
Протиснувшись между двумя громоздкими креслами, загораживающими проход, Дэн с жадностью принялся изучать эту карточку размером десять на восемь.
Голенькому младенцу со светлыми вьющимися волосиками можно было дать от силы месяцев шесть. Более очаровательного ребенка Дэну в жизни видеть еще не приходилось. Взгляд ярко-голубых глаз малыша был вполне осмысленным. Дэн невольно залюбовался.
И все же сердце его болезненно сжалось. У него самого-то глаза были почти совсем черные. Большие
