ярости.
– Конечно! Это лучший конь, каких я видывал! Как его зовут?
– Сандаун. Он у меня уже очень давно. Я сам вырастил его. Он мне очень дорог, и мне не хотелось бы, чтобы с ним что-нибудь случилось. Вот что я тебе скажу, Сойер. Ты заботься хорошенько о моем коне, пока я здесь лежу, а я буду тебе платить пятьдесят центов в день.
– Пятьдесят центов! В день?
– Правильно.
– Спасибо, мистер Уокер, – прервала их разговор Либби, появляясь в дверях, – но Сойер не может принять это предложение.
Ремингтон и Сойер одновременно повернулись к входящей в спальню хозяйке дома. Она хмуро смотрела на мальчика.
Не успев прийти в себя от удивления, Сойер снова повернулся к кровати.
– Я буду хорошо заботиться о вашем коне, мистер Уокер. Но вам не нужно мне платить. И все равно – спасибо. – Сказав это, Сойер поспешно вышел из комнаты.
Ремингтон удивленно посмотрел прямо в глаза девушки.
– Я уверена, что у вас были добрые намерения, – сказала она ему. – Но Сойер будет помогать вам, потому что так и должно быть, а не потому, что он может на этом заработать.
– Я только хотел…
– Я прослежу, чтобы он вас больше не беспокоил. – Она вышла из комнаты и закрыла дверь.
Ремингтон вздохнул и откинулся на подушки. Он только пытался помочь. Сойер сказал, что у них почти нет денег. Ремингтон ни секунды не сомневался, что мальчик хорошо заботится о Сандауне. Неужели это так ужасно – заплатить за хорошую работу?
«Сойер будет помогать вам, потому что так и должно быть, а не потому, что он может на этом заработать…»
Пусть Либби и не была Сойеру матерью, но поступала она именно как родная мать. Ремингтон сомневался, что Нортроп Вандерхоф сделал в жизни хотя бы один шаг, если тот не сулил выгоды. Удивительно, что этому неразборчивому в средствах старику удалось вырастить такую принципиальную дочь.
Ремингтону следовало, пожалуй, удивиться и тому, что такой честный и добросердечный человек, как Джефферсон Уокер, мог дружить с Нортропом. Как могло получиться, что этот человек столько лет дурачил его отца? Как мог Джефферсон дойти до такого отчаянного шага? Как вообще могло все это произойти?
Бесполезно искать ответы на эти вопросы. Джефферсон Уокер уже не мог на них ответить. Джефферсон Уокер мертв. Мертв из-за алчности Нортропа.
Внезапно Ремингтон ощутил ужасную слабость и закрыл глаза. Даже погружаясь в тяжелый сон, он продолжал повторять клятву: однажды он отомстит…
Так или иначе.
4
Солнце едва озарило горизонт, когда Либби направилась к сараю. Утренний воздух дышал прохладой, словно бросая вызов наступающему лету. На земле лежала густая роса, капля которой переливались, словно алмазы, рассыпавшиеся по траве.
Либби любила эти утренние часы, особенно в это время года, когда все дышит свежестью и обновлением. Она всегда легко просыпалась рано утром, не боясь забот, которые поджидали ее в самом начале дня. Это было ее время.
Распахнув дверь, Либби услышала, как поскуливают щенки. В следующую минуту раздалось громкое, требовательное мычание.
– Подожди минуточку, Мелли, – сказала девушка, поставив ведро около стойла. Пройдя вглубь сарая, она присела рядом с Мисти. – Как дела, красавица?
Она погладила колли по аккуратной головке и взяла в руки одного из черно-белых щенков.
– Посмотри-ка. Если ты не очарователен, то я уж и не знаю, кто тогда. – Она прижала собачонку к щеке, наслаждаясь мягким прикосновением шерсти к своей коже.
Мелли снова требовательно и жалобно замычала и с силой боднула стенку стойла.
– Хорошо, хорошо! Я тебя слышу.
Либби вернула детеныша матери, встала и, снова перейдя на другую сторону сарая, вошла в стойло дойной коровы.
– Ну что, капризничаем? – спросила Либби, похлопывая Мелли по желтовато-коричневой спине.
Она привязала корову к яслям, подтянула поближе низенький трехногий табурет и подставила ведро под полное вымя Мелли. Устроившись на табурете, Либби наклонилась, взялась за соски великолепной представительницы джерсейской породы молочных коров и принялась за дело.
Либби с удовольствием занималась дойкой с первого дня, когда тетушка Аманда научила ее, как это делается. Ей всегда казалось, что тепло сарая и ритмичный звук бьющих по ведру упругих струек молока дают ощущение покоя. Ее мысли уносились далеко-далеко под аккомпанемент этой успокаивающей музыки.
Сегодня утром она думала о Ремингтоне Уокере.
Накануне вечером ее подопечный попросил найти ему какой-нибудь костыль, чтобы он мог понемногу вставать. Либби нашла тот, с которым когда-то, в 1884 году, ходил Мак-Лейн, и принесла его в спальню
