Ремингтон понимал, что, вероятно, сошел с ума. Совершенно не соображал, что говорит. Только это могло бы объяснить его следующие слова:
– Я хотел бы тебе помочь.
– Мистер Уокер, вы едва можете ходить. Что же вы можете…
Он наклонился вперед, положив на стол руки.
– Я быстро иду на поправку.
– Но вы ведь уедете…
– Я останусь до тех пор, пока ты и Сойер не окажетесь в безопасности, до тех пор, пока вы снова не встанете на ноги.
Ремингтон подумал, что он все-таки сможет получить денежную премию. До конца года оставалось еще несколько недель. Но он не может уехать до тех пор, пока не убедится, что Либби находится в безопасности. Хотя в этом не было ни малейшего смысла, учитывая, что отец девушки собирается забрать ее в Нью-Йорк, как только получит телеграмму от Ремингтона.
Либби поднялась и подошла к задней двери. Распахнув ее, она стояла в дверном проеме и смотрела на восходящее солнце. Свет проникал сквозь ткань ее ночной рубашки, подчеркивая женственные изгибы ее прекрасной фигурки.
– Я не могу вам платить, мистер Уокер.
В ее волосах полыхали от солнечных лучей красные и золотые искры. Они были мягкими, словно шелк. Он вспомнил, что ощутил, когда, обнимая, прижимал ее к себе. Он вспомнил, как ее теплые слезы капали прямо ему на кожу.
«Боже, помоги мне избавиться от помутнения рассудка!..»
Опираясь на костыль, он встал со стула.
– Я не жду от тебя оплаты, Либби. Я сам хочу это сделать.
Она посмотрела на него через плечо. В ее зеленых глазах читалась растерянность.
– Ваша семья будет беспокоиться, не зная, что с вами случилось.
– У меня нет семьи, – в его ответе послышалась горечь.
Она отвела взгляд в сторону.
– У меня тоже.
Между ними теперь лежало море лжи и полуправды.
Он был не тем, кем назвался. Он вовсе не был джентльменом из южных штатов, который разводил арабских скакунов на родовой плантации. Об этом позаботились война и Нортроп Вандерхоф.
Но и она была не той, за кого себя выдавала. У нее было иное имя, иной дом и семья, к которой она могла вернуться.
Однако в этот момент ему казалось, что вся эта ложь не имеет никакого значения. Перед ним стояла молодая женщина, которой он очень хотел помочь.
Помочь ей и что потом?
На этот вопрос у Ремингтона не было ответа, и сейчас он совершенно не желал искать никаких ответов.
7
Нортроп откинулся на спинку обитого кожей кресла.
– Итак, О’Рейли, желаете взяться за это дело?
Он далее представить себе не мог, чтобы этот человек отказался. Правда, Вандерхоф предложил ему лишь незначительную часть денег, которые обещал заплатить Ремингтону Уокеру, но все-таки куда больше, чем стоил любой ирландец. Нортроп даже внимания не обратил бы на этого парня, если бы Гил О’Рейли не был рекомендован ему несколькими весьма уважаемыми людьми.
– Значит, вы желаете, чтобы я искал не вашу дочь, а детектива, которого вы уже наняли, чтобы ее разыскать. Я правильно вас понял, сэр?
Идиот.
– Да, совершенно правильно.
– У этого детектива есть имя?
Нортроп заскрежетал зубами.
– Конечно, есть, – огрызнулся он. – Ремингтон Уокер.
О’Рейли низко и длинно свистнул.
– Так вы самого мистера Уокера наняли? – Он поднялся со стула. – Я поступлю нечестно, если возьму ваши денежки, мистер Вандерхоф. Ремингтон Уокер – лучший агент из тех, что когда-либо работали у Пинкертона. Хотя я и не имел чести лично с ним познакомиться, но хорошо знаю, какой прекрасной репутацией он пользуется. У него настоящий нюх на розыски пропавших, вот что! Он найдет вашу дочь, если ее вообще возможно найти. А как только он что-либо узнает, то обязательно с вами свяжется. Я могу поклясться в этом на могиле моей дражайшей матушки.
– Так вы хотите сказать, что не желаете взяться за это дело? – вскинул брови Нортроп. – Даже если в дополнение я назначу премиальные? Скажем, тысячу долларов, если вы обнаружите мистера Уокера до первого сентября?
