Головастик

Сиоры последнее время не вылезают из долгов…

За дверью долго молчали.

— Увы, я знаю не больше вашего, — негромко сказал отец, судя по звукам, доливая в бокалы вина. — Помянем девочку…

— Да, конечно… и зачем она только… жить бы и жить…

Я поскорее отошел от двери. Знать, что она больше никогда не споет мне ни одной песни, не обыграет в 'Territiria' и не вытянет кататься на лошадях, было тяжело, — но знать, что ее смерть была проста, повседневна и совершенно бесполезна было невыносимо.

У меня помутнело в глазах.

Я поднялся к себе, упал в любимое вольтеровское кресло и щедро плеснул коньяка в надтреснутый граненый стакан.

Головастик, моя Головастик, смешная, непосредственная девчонка с зелеными волосами, певшая мне грустные романсы по вечерам и азартно резавшаяся в стратегии… Я влюбился в ее голос, низковатый для девушки, мягкий и обволакивающий; в ее глаза, серые и печальные; в ее стихи… она писала такие стихи… Впрочем, кто из нас не грешил этим?..

Тихонько пиликнул комм. Аудиосообщение… Я хотел удалить его, не отрывая; и, несомненно, удалил бы, если бы оно не было отправлено… Винкл.

Замерев, нажал на воспроизведение.

Балансируя на лезвии ножа,
Я иду по сложной вязи дорог.
Этот путь, коль выбран раз — навсегда,
Он ведет из райских кущ — да в острог…

Граненый стакан треснул в моей руке.

— Головастик… — прошептал я, чувствуя, что осколки стекла впиваются в ладонь, а по рукам стекает горячая кровь. — Головастик…

Тем вечером я напился в хлам, и даже отец не посмел ничего мне сказать по этому поводу.

***

Чудесным ковром расстилается карта дорог.
Куда здесь не глянешь — везде интересны пути.
Но так уж случилось, что смотришь на карту не ты.
Тебе лишь осталось считать у канавы сорок.
Развилки, мосты, переходы тебе не известны.
Ты просто живешь — без компаса, карт, фонарей.
Выходит, такая простая судьба у людей.
И все колеи здесь задолго до нас проложены.
Смиренно идти по пути, от рожденья до смерти.
Такая уж, значит, у нас получилась судьба.
На тропах за нами уже прорастает трава.
За спинами — слезы, а впереди — лишь горечи.
Ни шагу назад и не забегая вперед.
Все строго по правилам, так, как завещано.
Сворачивать с тропки, увы, не положено.
Незыблем наш высший и будничный рок.
Иди себе мирно, кончая смиренно свой век.
И встреть свою смерть, уступая дорогу другим.
Дождись, чтоб решил за тебя твою жизнь серафим…
Чего не хватает тебе на пути, человек?..

***

тринадцать лет спустя

А сегодня нашей компании исполняется десять лет. Мы процветаем; на такие деньги я могу выкупить спутник, как мой отец, и жить там до скончания дней счастливо и беззаботно. Но мне это не подходит.

Наливаю себе еще вина.

Да, сегодня моей компании исполняется десять лет. И за эти десять лет мы спасли не одну тысячу жизней таких же, как моя Головастик, проклятых генами людей… А три года назад мы добились смягчения условий Контроля.

Но для меня лично ничего не изменилось. Я по-прежнему Фииншир, и мне это по-прежнему не нравится; я по-прежнему не женат, и скоро превращусь в такого же старого холостяка, как мой любимый дядюшка Соалит, не верящий ни в любовь, ни в дружбу, но уважающий алкоголь и деньги. Мой отец все так же управляет родовой компанией, постепенно передавая бразды правления Марку. Я с ними практически не общаюсь.

Фииншир все так же очень уважаемый род, славящийся чистотой крови. Честь нашего Дома не пострадала от этой истории.

Еще немного… Это восхитительное вино…

Десять лет… да, мы процветаем, и это должно наполнять меня счастьем. Но я сижу в своем большом неуютном кабинете, пью вино, и мне отчего-то совсем не радостно.

Ровно тринадцать лет назад умерла моя Малышка Винкл…

Еще бокал…

Твоей памяти, Головастик…

июль-август, 2010 г.