ход лёгкие, быстроходные и вёрткие танки и те, петляя вокруг холмов, как зайцы, начали вести разведку боем.
Тем самым они стремились вызвать на себя огонь артиллерии, чтобы определить её позиции для бомбардировщиков, но та не спешила поддаваться на провокации, хотя несколько снарядов, выпущенных немецкими танкистами по Нанси, залетели на окраины города, из которого уже была эвакуирована добрая половина населения. Под Нанси стояло целых две танковых дивизии. Одна французская, а вторая английская. Французы первыми вступили в бой с немцами, так как англичане практически не знали местности. Вылазки на Аллею Войны сразу же назвали вольной охотой на бошей. Как и немецкие танкисты, французы отправлялись туда небольшими группами, обычно в пять машин. Французские лёгкие танки 'Рено-4' были быстрее и манёвреннее, но на них стояли орудия калибром в сорок пять миллиметров, а немецкие лёгкие танки 'Мерседес-3' имели более мощную броню и были вооружены пятидесятишестимиллиметровыми пушками.
В результате двух суток боёв французы потеряли семь танков и заявили о том, что подбили девять немецких, что было весьма трудно проверить. Мы точно знали, что трое французских танкистов погибли, тринадцать получили ранения, а пятеро пропали без вести. Всех раненых танкистов сразу же доставили в аргентинский госпиталь. Таково было жесткое требование самих танкистов. Мы к тому времени уже подружились с аргентинцами, которые, едва завидев на наших плечах золотые погоны офицеров русской армии, немедленно обнимали нас, громко восклицая — 'Амиго! Салюдо!' Все они были очень жизнерадостными людьми и просто великолепными врачами. Именно потому, что аргентинцы боролись не только за жизнь каждого своего пациента, но и за самую крошечную часть его тела, французские танкисты стремились попасть в их госпиталь.
Напротив, в Меце, был расположен колумбийский госпиталь и немецкие танкисты точно так же рвались попасть туда, а не к своим собственным хирургам. Впрочем, надо сказать, что весь обслуживающий персонал в аргентинском госпитале был французским и довольно часто даже пожилые французские врачи были в нём медбратьями и в лучшем случае ассистировали аргентинским хирургам, не знавшим что такое потерять пациента. А ещё аргентинцы с первого же дня выезжали на своих 'Волгарях' на Аллею Войны, чтобы забрать оттуда раненых. На третий день нам пришлось побывать в горячей переделке и получилось это вот как. Ещё затемно из Нанси, подступ к которому был перекрыт глубоким противотанковым рвом, выехало целых двенадцать пятёрок французских танков, чтобы поохотиться на бошей.
В результате одна группа танков попала в городке Сешан в немецкую засаду и в три часа пополудни французы запросили по радио помощь. Четыре танка из пяти встали, как вкопанные, подорвавшись на минах, а у пятого заклинило двигатель. Французских танкистов ловко 'стреножил' немецкий десант, вооруженный весьма серьёзно, но и немцы тоже запросили помощи. В это время все 'Волгари' аргентинцев были на выезде и ни один из них не мог добраться до французов раньше немцев и тогда Анхель Родригес, главный врач аргентинского госпиталя, схватил меня за руки и взмолился:
— Вацек, я тебя умоляю, дай мне свой ремолкадор! Я сам поеду в Сешан и вытащу оттуда этих парней.
На что Коля, усмехнувшись, ответил:
— Анхель, это будет пустая трата времени. Пока ты объедешь противотанковый ров, пока доберёшься до Сешана, к немецким десантникам примчатся на подмогу танки и тогда всё, пиши пропало. Мы сами смотаемся в эту деревушку и вытащим французов.
Нашему аргентинскому другу хватило Колиного заявления, его ведь сделал русский, зато капитан Бертран засомневался и спросил:
— Но как вы это сделаете? Варшавская Сирена мощный тягач, но она всё-таки не самолёт, чтобы перелететь через ров.
— А мы через него переедем, капитан. — Невозмутимо ответил Коля и добавил — Но вам и капитану Фурньеру придётся остаться по двум причинам: во-первых, нам придётся вступить в переговоры с немцами, а, во-вторых, наш фургон не безразмерный.
Француз тотчас поднял руки вверх и заулыбался, причём вовсе не потому, что испугался. Он был очень отважный человек, что и доказал уже очень скоро. Посмотреть на то, как Варшавская Сирена будет преодолевать противотанковый ров, собрались чуть ли не все защитники Нанси, а французы, надо сказать, постарались на славу. Ров имел в ширину метров пятьдесят и в глубину добрых пятнадцать, а на дне блестела вода. В полутора километрах от него протекала река Марна-Рейн. Обрывы были очень крутыми, но мы всё же спустились вниз, Коля развернулся и вскоре стал подниматься наверх, двигаясь задним ходом. Нет, на это может отважиться только русский солдат и больше никто в мире. Или в крайнем случае сильно выпивший поляк, если он решил, что выпито было мало.
Только с пятого захода нам удалось подняться наверх, но и то лишь потому, что Варшавская Сирена прокопала себе путь своими широкими гусеницами с высокими гребнями. После этого домчаться до Сешана было делом нескольких минут, вот только там шла интенсивная перестрелка. Немцы устроили французам минную ловушку и это было просто счастье, что ни один танк не загорелся. Всё это случилось на въезде в городок и мы, объехав французов, встали между ними и немцами, засевшими в домах. Только один танк мог отстреливаться из пушки и все остальные танкисты переносили к нему снаряды. Очень многие из них были уже ранены, но их спасло то, что на всех были надеты испанские кортесы. Немцы, как только мы подъехали, немедленно прекратили огонь. Перестали стрелять и французы, но мы ведь не были санитарами и всё могло закончиться очень плохо.
Положение в конечном итоге спас мой лучший друг Яничек. Он любил мастерить всякие штуковины и как то раз изготовил мне в подарок довольно большой электрический фонарик, у которого вместо отражателя была восьмигранная призма, как у генератора ужаса. Вот его-то он и сунул мне в руку и я, схватив поделку, вышел из машины. Осматривая дома через панорамный полевой бинокль, окуляры которого были изготовлены таким образом, чтобы плотно прилегать к лицевому прозрачному бронещитку, я вскоре высмотрел командира немецкого десанта, он был в чине гауптмана, и, высоко подняв фонарик Янека, громко крикнул по-немецки:
— Герр гауптман, я русский офицер польского происхождения! Россия не воюет против Германии. Я военный корреспондент и прибыл сюда, чтобы эвакуировать французов. Их танки вы можете забрать себе или в крайнем случае записать на свой счёт.
Немец, а ему было лет сорок на вид, крикнул в ответ:
— Кто же не знает вашу Варшавскую Сирену, герр ротмистр! Вы держите в руке именно то, о чём я подумал?
На это я и рассчитывал, а потому ответил:
— Это именно он, герр гауптман, но я не стану его включать по той причине, что Россия никогда и ни на кого не станет нападать!
— Хорошо, герр ротмистр, мы не будем стрелять. Можете спокойно забрать французов, но у меня к вам есть просьба. Трое моих солдат тяжело ранены. Вы сможете доставить их в госпиталь и сделать так, чтобы они попали после этого куда угодно, но только не в лапы французских мясников из контрразведки?
Так на этой войне для меня наступил момент истины и я, помахав фонариком Янека, пообещал немцу:
— Герр гауптман, я применю генератор ужаса против французов, если они посмеют забрать у меня ваших солдат. Более того, они поедут в спальном отсеке кабины, а не с танкистами. В Нанси расположен аргентинский госпиталь. Его главный врач Анхель Родригес скорее умрёт, чем позволит французам забрать ваших солдат. В самом худшем случае они останутся в госпитале Анхеля до конца войны, но если вы хотите, то через пару недель я привезу их к вам в Мец. Что вы мне на это скажете?
— Прекрасно, герр ротмистр! — Воскликнул гауптман — Тогда с вами уедут взятые в плен французские танкисты, их у нас пятеро.
После этого разговора французы быстро набились в кунг, как сельди в бочку, после чего мы подъехали к городку вплотную и забрали троих раненых немцев. Им требовалась срочная операция и я тут же попросил Анхеля приготовиться к ней. Володя влез в кунг, чтобы присмотреть за французами, так как нам не улыбалось лишиться чего-либо из нашего оборудования и мы помчались к тому месту, где заканчивался ров, на максимальной скорости. Это было за Люневиллем, но так мы давали шанс тому немцу,
