Заняться на айсберге было больше нечем, а преферанс отличное средство, чтобы убить время. Как и мате. Мы несколько раз выбирались из-под маскировочного полога, чтобы сходить к краю айсберга, но до воды было так далеко, что ни о какой рыбалке не могло идти и речи. Ох, и наслушались же мы 'тёплых' слов в свой адрес, пока дрейфовали. Сначала все решили, что мы погибли, так как полетели над морем на бреющем полёте и врезались в волну. Потом Маги заподозрил, что мы решили зайти к ним с тыла.
Когда мы не появились в примерное расчётное время, никто не знал что теперь и думать. Только через девять дней кто-то сообразил, что мы совершили посадку на один из айсбергов и теперь плывём на нём к авианосцам, которым было категорически запрещено сходить с места. Хотя они и не стояли на якоре, глубина достигала четырёх километров, штурманы то и дело заставляли рулевых 'встать на точку'. Нас стали искать, но тщетно. Айсбергов плавало в море Уэдделла сотни три, не меньше, так что поди гадай, на котором мы свили гнездо, а самое главное, 'Кречет' это тебе не железнодорожный вагон, чтобы его можно было легко обнаружить, да и маскировочный полог был изготовлен из специальной антирадарной ткани. Так что мы не очень-то волновались из-за этого, но дрейф давался нам всё же нелегко. Мы были грязны и небриты, а ещё нам очень быстро осточертела колбаса и тушенка, но не смотря на это мы не унывали.
На одиннадцатый день нам стало окончательно ясно, что течением нас начало уносить в сторону и если мы не покинем айсберг, то так никогда и не получим 'картинку' со спутника. Поэтому мы решили хорошенько выспаться и рано утром подняться в воздух. На этот раз уже мне предстояло изображать из себя Чарли на хвосте. Зато Николай дорвался наконец до штурвала, а это означало, что он непременно 'даст бой' зенитной артиллерии 'Нахимова'. Самое смешное, но мы так и не успели доиграть партию в преферанс, слишком уж много заказали в 'пуле'. Впрочем, если считать по 'горе', то всё было в полном порядке. У меня 'гора' была высотой в двадцать тысяч очков, мы же не на деньги играли, а чтобы убить время, вот я и рисковал когда надо, и когда не надо. Наступило время иных рисков.
Последнюю ночь мы провели на борту самолёта, который прогревали ежедневно, но не смотря на это нас так и не нашли. Видно потому, что мы всё же не заводили двигатели. Ещё до восхода солнца мы выбрались из самолёта, сняли маскировочный полог, сложили его и затолкали в специальный отсек. Николай поднял самолёт в воздух мастерски и сразу же лёг на нужный курс. Каждый день слушая переговоры в эфире, мы уже вычислили место положения 'Адмирала Нахимова' в строю кораблей. Он находился посередине. Поэтому картинка из космоса нам уже не требовалась. Хотя мы и поднялись рано, наш подлёт был замечен и против нас сразу же были брошены целых четыре эскадрильи 'Кречетов', но Николай показал себя с наилучшей стороны. Врубив форсаж, он взмыл высоко в небо раньше всех.
После этого было почти полтора часа учебного воздушного боя, в ходе которого мы условно сбили пять самолётов противника и сумели-таки добраться до 'Нахимова' целыми. В самой заключительной фазе этого полёта нас всё-таки сбили средствами ПВО авианосца, но по всем параметрам мы всё же смогли пойти на таран и будь это настоящий, а не учебный бой, то его 'башне', с которой осуществлялось управление полётами, пришел бы трындец. Пришлось в этом бою пострелять и мне. За свою стрельбу я получил заслуженную пятёрку, так как сумел 'сбить' два самолёта условного противника. Будут в следующий раз знать, что в хвост 'Кречета' нужно заходить с умом, под куда большим углом атаки. Николай мастерски посадил самолёт на первой четверти палубы и к нам бросилось множество народа. Вереди всех, матерясь так, что все пингвины в Антарктиде попрятались в воду, бежал князь Маги Алиханов и грозил нам обеими кулаками.
Мы вылезли из самолёта небритые так, будто держали уразу, да к тому же вонючие, словно бомжи, хотя и обмылись утром по пояс. Нас тут же принялись обнимать, но при этом не забывали ругать последними словами, так как кое-кто уже стал подозревать, что мы и в самом деле погибли. Нашего 'Кречета', борт номер две сотни семь, окружили механики и потащили в ангар с таким же номером, который только что вспыхнул на информационном табло, причём в зоне первого порядка. Это была зона четырёхэтажных ангаров, расположенных ближе всего к лифтам, поднимающим самолёты на стартовую полосу. Весело обматерив своих хулителей, мы со всех ног бросились к своему самолёту. На борту авианосца нам предстояло провести полных четыре месяца и нам следовало постоянно быть при самолёте, как казак при коне, а то мало ли что может случится.
Авианосец-тримаран это настоящий плавучий город с семью тысячами жителей. В его центральном корпусе находятся громадные танки с топливом для самолётов, а также три энергосиловых установки огромной мощности. Это были энергетические конвертеры Теслы, которые превращали расплавленное железо в электроэнергию. О том, что они существуют в природе, знали только те люди, которым мы доверяли безоговорочно. Пока что конвертеры Теслы были недоступны никому, кроме нас, но наша промышленность изготовила их уже свыше полутора тысяч штук и как только для этого будут созданы необходимые условия, их получат люди во всём мире. Никола Тесла и сам считал, что пока что очень многие страны недостойны того, чтобы иметь практически неисчерпаемые источники дешевой энергии.
Конвертеры Теслы обеспечивали электроэнергией весь авианосец, но самое главное они превращали опреснённую воду в горячий пар высокого давления, который приводил в действие гидрореактивные двигатели огромной мощности. Громадина длиной почти в восемьсот метров и шириной в шестьсот благодаря им могла плыть со скоростью в семьдесят пять узлов, то есть в сто тридцать пять километров в час. При этом авианосец двигался практически бесшумно, у него ведь не было винтов, и обладал потрясающей манёвренностью и такими были все наши корабли без исключения, включая надводные и подводные. Для нас эра винтовых кораблей уже закончилась. Внешние корпуса тримаранов тоже не пустовали. В них находились огромные склады и авиаремонтные мастерские, в которых можно было запросто собрать из деталей новый самолёт.
Все три корпуса были жестко соединены между собой как несущими арками вверху, так и перемычками под водой. Корпусам, изготовленным из финабена, не были страшны никакие торпеды, да они и не смогли бы приблизиться к авианосцу. Над несущим тримараном возвышалась на высоту в пятьдесят метров главная палуба, покоящаяся на двенадцати гидравлических подушках-цилиндрах, исключающих качку при любом шторме. По всему периметру вниз спускались башни зенитных орудий и пусковых установок ракет. От неё также спускались вниз на тридцать метров между корпусами два длинных пенала, в которых размещались трёхэтажные ангары для самолётов. Ещё один ангар, самый большой и высокий, находился на главной палубе. Самолёт загоняли на специальную площадку, его крылья поднимались вверх, а сам он спускался на первом лифте в свой ангар, чтобы после обслуживания на втором лифте подняться наверх и выехать на центральную аллею.
По центральной аллее, над которой возвышалась стартовая полоса, самолёт отвозили к главному лифту площадки-накопителя, находившейся в нижней части 'башни'. Оттуда самолёты вывозили на стартовую полосу и они могли взлетать в небо по шесть штук сразу, такой широкой она была. Наши авианосцы были 'заточены' под два типа самолётов — 'Кречет' и 'Орлан', который имел множество модификаций. Четырёхмоторный 'Орлан' мог быть не только АВАКСом и десантно-транспортным самолётом, который брал на борт до сотни солдат со всем вооружением, но и бомбардировщиком. Он поднимал в воздух восемнадцать тонн авиабомб, включая нашу термобарическую, пятнадцатитонную супербомбу. Это было наше самое мощное оружие, способное уничтожить небольшой город.
По сути дела 'Кречет' и 'Орлан' были нашими основными боевыми реактивными самолётами, а крылатый, двенадцатимоторный, десантно-транспортный гигант 'Богатырь' их лишь дополнял. Помимо них у нас были на вооружении только многоцелевые тяжелые вертолёты 'Пеликан', а все остальные самолёты и вертолёты, их было всего четыре типа, являлись сугубо гражданскими машинами. Авиация в своём классическом виде в то время доживала свои последние дни и если экранолёты летали долго, то самолёты уже в середине двадцатых годов сменили флайеры. Вот их-то изготавливали в самых разных видах, модификациях и размерах. Тогда же мы шли по пути наименьшего сопротивления и стремились только к одному, чтобы наша авиация мало того, что была нам по карману, так ещё и могла быть потом пущена в переработку. Ещё нас волновала её надёжность.
Во время нашего первого серьёзного лётного испытания мы смогли убедиться как в надёжности 'Кречета', так и в том, что и мы сами не растеряли боевого духа, упорства и настойчивости. Мы въехали в ангар на тягаче, попрощались с 'Кречетом', постучав костяшками пальцев по его фюзеляжу, и отправились первым делом в душ, где смогли, наконец, снять с себя пропахшие потом арктические 'витязи'. Распаренные после душа и чисто выбритые, мы переоделись в новенькие 'витязи', таков был мой приказ,
