– И принимала ванну, и смотрела телевизор, и пила сок – милый, ты спишь как сурок. Но не в этом дело. Рано поутру ко мне вдруг прилипло одно-единственное слово – любовь. Но как прилипло! Я просто твердила как умалишенная: любовь, любовь, любовь. А потом вдруг захотела спать и сразу заснула. Так крепко, что увидела сон. Знаете, что мне снилось? Будто я сдаю экзамен, непонятно где, в институте или школе, но экзамен по русскому языку – это точно. Я вытаскиваю билет, а в нем очень странное задание: перечислить все пословицы и поговорки со словом «любовь». И я начинаю – сейчас не вспомню, ей-богу, – но во сне из меня буквально бил фонтан, штук сто поговорок, наверное, а последняя – «от любви до ненависти один шаг». Тут я проснулась, услышала, что внизу кто-то разговаривает, спустилась и, откровенно говоря, просто боялась перебить Юрия. Замерла вон там, возле колонны. Такие жуткие вещи… А потом он сказал, что генерал удивляется, как это Щербакова не покончила жизнь самоубийством? Такая была любовь! Вот тогда-то у меня все сошлось.
– Что сошлось?
– Вторая версия.
– И в чем же она заключается?
– В том, что не было никакого убийства. Она сама убила себя, отравилась, но прежде сделала все, чтобы подозрение пало на Игоря. Даже с портретом рассталась. Хотя, собственно, теперь он был ей ни к чему – слишком хорошо понимала, что обречена.
– Но почему? Почему непременно на Игоря?
– Потому что любовь обернулась ненавистью. Любовь к этому истеричному Димке, который ради нее пошел на все – и на смерть в итоге. А ненависть – к Непомнящим вообще, из-за которых, как она считала, все произошло. И к Игорю в частности. Как к последнему из Непомнящих.
– И она ждала целых двадцать четыре года?
– Нет, она не ждала. Она жила и тихо ненавидела тех, кто отнял у нее единственную любовь. Помните генеральское? Тихая, безответная мышка. Нет, она вряд ли была способна на серьезный поступок. Если верить классикам, месть вообще дорогая и трудоемкая штука. Развлечение для богатых – или по меньшей мере сильных духом. Она была ни то ни другое. И возможно, так и ушла бы из этого мира тихо, незаметно, никоим образом не потревожив Игоря. Если бы не болезнь. Любой человек, в принципе, понимает, что смертен. Однако ему не дано знать, когда умрет, и он живет спокойно, надеясь в душе, что это произойдет скорее позже, чем раньше. Совсем другое дело, когда оставшееся время известно точно. А еще известно, что впереди – страшная агония, боль, беспомощность и никого близкого рядом. По-моему, мысль о самоубийстве – самая разумная из тех, что может прийти в голову. Ну а уж если умирать, то почему бы не попытаться – ценой собственной смерти – наказать того, кого тихо ненавидела все эти годы? Тихо, но люто. Мне кажется, она рассуждала именно так или как-то очень похоже. И смотрите – все сходится. Она пишет дневник. Потом приходит на салон, отдает картину. Возвращается домой, инсценирует застолье, тщательно протирает все предметы, уничтожая свои собственные отпечатки пальцев. Разбивает часы, чтобы зафиксировать время мнимой смерти. Надевает их на руку – потому, кстати, и не было повреждений. И принимает яд. Картина убийства – налицо. Подозреваемый – очевиден. Я думаю, она умирала почти счастливой – во-первых, освобождалась от мучений, во-вторых, наказывала ненавистного Непомнящего.
– Интересная версия. Убийства довольно часто пытаются представить самоубийствами. Но чтобы наоборот! Большая, по-моему, редкость в криминальной практике. Однако – должен признать – версия стройная. И вполне может оказаться единственно верной. Хотя прокуратура наверняка заартачится. Они там терпеть не могут нестандартные решения. Но это уже не ваши проблемы. Так что же, Игорь Всеволодович, не пора ли еще раз повидаться с муровскими ребятами? Роль посредника – так уж и быть – беру на себя.
– Я готов.
– И отлично.
– Его все же посадят на какое-то время?
– Не думаю. Ждите его к ужину, Лиза.
– Обещаете?
– Слово офицера.
Бой часов снова прокатился по дому.
Они пробили не полночь – всего лишь девять раз.
Но все равно прозвучало торжественно.
И Лиза про себя решила, что это добрый знак.
Эпилог
Все обошлось. Игорь Всеволодович действительно был дома к ужину.
А потом накатило, пошло, поехало – десятки неотложных дел, будто затаясь, только и ждали финала, чтобы явиться во всей красе.
И – неразрешимости.
Впрочем, неразрешимость на поверку оказалась не такой уж твердокаменной.
Все как-то постепенно улаживалось.
Даже футляры с «дарами» пригодились не все.
Остался один – со старинной замысловатой брошью. Усыпанную алмазами гроздь каких-то диковинных цветов венчала крохотная птичка, присевшая будто на один из лепестков. Пташка была как живая, при малейшем движении броши она шевелилась, поблескивая изумрудным глазком. И казалось – вот-вот сорвется с цветка, упорхнет неведомо куда. Секрет броши был прост – старинный ювелир укрепил птичку на маленькой невидимой пружинке. Однако смотрелась она необычно и стоила, понятное дело, недешево.
Разделавшись с самыми неотложными делами, они, конечно же, сгоняли в Питер – и Вера Дмитриевна замучила расспросами, требуя повторения всей истории снова и снова.
