немедленно завалился спать. Смотреть по сторонам во время движения было не на что, одна клубящаяся перламутровая пелена по обеим сторонам серебристой дороги. Зато все имперские магические кареты, дилижансы и омнибусы отличаются редкостным уровнем комфорта и в них прекрасно спится. К тому же пока я спал, магия, сосредоточенная внутри кареты, привела в полный порядок мою одежду, физиономию, волосы и даже насытила мой желудок пусть и дежурным, но вкусным обедом с вином. Эта поездка встала мне в семьсот пятьдесят империалов серебром. Увы, но я, в отличие от моих друзей, уже не был строевым офицером, а поскольку не прослужил в императорской гвардии положенных двадцати пяти лет, то и не считался ветераном армии и потому не имел прав ни на какие льготы, положенные кадровым офицерам. Поэтому и отношение ко мне было, как к самому обычному штатскому лицу.
В императорскую академию магии Зейторна, самую лучшую и привилегированную, я поступил в возрасте восемнадцати лет. Когда мне стукнуло двадцать шесть, я с похвальной грамотой закончил восьмой курс и тут начался мятеж магов-ортодоксов, к которому те готовились много лет и потому сразу же захватили несколько десятков миров империи Ринориан. Естественно, я немедленно настрочил прошение зачислить меня в армию, а поскольку уже был неплохим боевым магом, то попал в гвардию. Впрочем, это только то и означало, что мне мигом присвоили лейтенантское звание и немедленно отправили на фронт, назначив командиром отряда состоящего из таких типов, с которыми не справился бы и опытный офицер, прошедший не одну военную кампанию. Других командиров у генералов под рукой просто не было.
После этого было восемнадцать лет боевых действий, из которых ровно пятнадцать я провёл в спецназе. Именно на нас, на сорок три отряда, в каждом из которых насчитывалось по двадцать пять боевых магов, была возложена миссия добраться до глубоко скрытых корней мятежа ортодоксов. Уже после того, как боевые действия были закончены, мы продолжили воевать. С огромными трудностями мы проникали на тщательно замаскированные базы мятежников и давали им там бой. Чем лучше они были спрятаны, тем труднее нам приходилось, ведь в них укрылись главные поджигатели войны, а они были магами высшей квалификации и хорошо знали воинское дело. Однако, мы тоже были парни не промах и к тому же за нами стояла вся военная и магическая мощь империи Ринориан. Так что с ортодоксами мы разобрались и, как я очень на это надеюсь, навсегда, хотя кто его знает, может быть какие-то корешки и зёрна ортодоксальных воззрений на магию всё же уцелели и они рано или поздно обязательно прорастут.
Когда мне исполнилось сорок четыре года, возраст для ринорианца достаточно зрелый, я вспомнил, наконец, что так и не закончил зейторнскую имперскую академию магии. В неё принимали мужчин и женщин в возрасте не старше сорока пяти лет. Я решил, что мне самое время подумать о своём будущем. Что ни говори, а военная служба в империи никогда не являлась синекурой и жалованье моё оставляло желать лучшего. С голоду не помрёшь, но и жить на широкую ногу тоже не сможешь. Впрочем, меня всё же манили не те деньги, которые обычно получает за свои труды всякий дипломированный маг, а сами магические знания. Тем боле, что за эти восемнадцать лет я сделался вполне приличным магом- универсалом с уклоном в боевые магические искусства. В общем раз война закончилась, то и мне можно было спокойно выйти в отставку и продолжить учёбу.
Всё бы хорошо, но из-за своей собственной оплошности я лишился всех сбережений. Пусть и небольшие, а они у меня имелись, ведь когда ты постоянно находишься на задании, деньги особенно тратить не на что. Вот ведь досада, но я, гвардии майор Лемар Додберри, один из самых опытных командиров отрядов спецназа, стал жертвой финансового жулика, которому доверил свои сбережения. Вот и получилось, что хоть бери и неси в ломбард боевые награды, да, вот беда, все они хранились в сейфе генерала Люгерда, нашего командира. Нас, магов-спецазовцев, ведь не существовало в природе и потому наши золотые и бриллиантовые звёзды были надёжно спрятаны от чужих глаз. Я, конечно, известил об этом своих друзей и они немедленно принялись разыскивать того жулика, но его и след простыл. Вот так я в одночасье стал нищим.
Мои друзья пустили по кругу шапку и даже Верзила Люгерд бросил в неё монету достоинством в сотню империалов, хотя у него с деньгами всегда был напряг. Большую часть своего генеральского жалованья Денни Люгерд тратил на содержание приюта для военных сирот. Только благодаря помощи своих друзей я и смог вернутся не только в город своего детства, но и в академию магии. Получилось очень мило, ведь я в своём гвардейском изумрудном мундире с золотым шитьём, совершенно не походил на студента старших курсов академии, да, и моя смурная физиономия тоже резко выделялась среди молодых, красивых и весёлых лиц студентов и студенток. Да, для академии магии Лем Додберри был староват. Тем более, что некоторые из моих однокурсников стали её профессорами и чувствовали себя в моём присутствии несколько неуютно, а кое-кто даже чурался меня из-за того, что меня взяли в армию, а их нет, хотя все они туда стремились не меньше моего. Однако, хуже всего было то, что я никому, даже своему лучшему другу, Клайверу Ставронгу, не мог ничего рассказать о своей службе.
Поначалу мне было трудно на гражданке и вовсе не потому, что я привык к воинской дисциплине. Как раз ею в наших отрядах даже и не пахло, за что нас всегда нещадно дрючило начальство. Просто надо мной посмеивались все, кому не лень. В том числе и профессора, считавшие моё стремление закончить академию — пустой блажью. Они, видите ли, полагали, что мне было бы куда уместнее отслужить полные двадцать пять лет, пройти курсы повышения квалификации, получить серую книжицу вместо диплома с корочкой из золочёной малиновой кожи, и на этом успокоиться. То, что с 'волчьим билетом' я смогу устроиться на приличную работу не раньше, чем лет через пятьдесят, если и того не больше, никого из них особенно не волновало. Не волновало их и то, что я был самым успевающим студентом на девятом курсе, которого о чём не спроси, всегда отвечает без малейшей запинки, да, ещё и был силён, как маг, просто не в меру.
Однокурсники меня сторонились, а однокурсницы и вовсе шарахались, словно от чумного, хотя уродом меня нельзя назвать и галантности мне было не занимать. Единственное, что хоть как-то мирило меня с этими молодыми дамами и господами, так это то, что я прекрасно знал всех влиятельных особ при дворе императора, его самого, а также всех его детей, внуков и правнуков, многие из которых были моими близкими друзьями уже только потому, что тоже служили в спецназе. А ещё меня выручала моя единственная награда, которую мне было разрешено носить — 'Бриллиантовые мечи' лучшего фехтовальщика империи. Её я, разумеется, не носил каждый день, зато в петлице сначала моего мундира, а позднее костюма гражданского фасона, всегда блестела золотая розетка, прилагающаяся к этому почётному ордену. В академии магии к этой награде относились с уважением, ведь ею награждали не только военных, но и гражданских лиц.
Мои 'Бриллиантовые мечи' сослужили мне в академии хорошую службу. Особенно в первый месяц, ведь стипендию мне должны были начать платить только по окончании семестра. Согласно императорского уложения 'О магах', все маги империи должны в обязательном порядке владеть как минимум тремя видами холодного оружия. Не знаю почему, но такое правило было заведено ещё в глубокой древности и к нему только и добавили, что владение огнестрельным оружием. Ну, с ним у меня тоже всё было в полном прядке, зато в магической академии Зейторна к этому важному делу относились спустя рукава.
Когда я посмотрел на то, кто и чему учит студентов, то схватился за голову. Какое там к лешему фехтование, это и деревенским дрыномашеством нельзя было назвать. Ну, а раз так, то я взял и предложил ректору свои услуги в качестве учителя фехтования, хотя тех и так было пятеро, а к ним прилагалось ещё и двенадцать инструкторов. Ректор, с уважением посмотрев на мой орден, загорелся этой идеей. Через час мы встретились с ним в фехтовальном зале, куда я пришел одетый в песочно-бурый полевой мундир с одним только офицерским стеком в руках. Учителям фехтования уже сказали, что гвардии майор Додберри выразил им своё недоверие, а потому те глядели на меня волком. Больше половины инструкторов тоже и я, чтобы не затягивать это муторное и сквалыжное дело, попросил ректора Гривига выставить против меня всех пятерых прощелыг, разрешив им вооружиться чем угодно, сказав, что мне хватит одного стека. Один из инструкторов, кряжистый парень, как и я имперский гвардеец, капитан Джейк Инжерод, ухмыляясь заявил:
— Ну, всё, держитесь, господа. Сейчас этот парень ввалит вам таких чертей, что вы это навсегда запомните.
Кто-то из инструкторов возразил ему:
— Это с такой-то тросточкой, Джейк? Не смеши меня, наши парни изрубят его в капусту. Восьмирукие бойцы это тебе не какие-то там мальчишки и впятером они представляют из себя грозную силу.
