фашистов зону Франции. Что же, вскоре нашей спящей красавице Брунгильде предстояло проснуться и увидеть Третий Рейх и своего горячо любимого дядю такими, какие они есть и сделать свой выбор, а он мог быть совсем не тот, какой нужен нам, но это будет уже мой промах.
Сейчас же я стоял на одной стальной плите будучи прикованным к другой так и не склонив головы. Боли я почти не чувствовал, так слегка побаливало там, где пули сильно защемили нервные узлы. На этот раз пули вонзились в моё тело хотя и всего на несколько миллиметров и потому их донышки были видны. Наступила тишина, в которой отчётливо послышались торопливые шаги, это Гитлер, Гиммлер и профессор фон-Клозе направились ко мне. Охранники быстро перезарядили пистолеты-пулемёты, приблизились ко мне и встали передо мной метрах в пяти, нацелив на меня свои 'МП-40'. Они стояли не вплотную друг к другу и потому Гитлер и двое матёрых эсэсовцев, приблизившись, смогли увидеть, что моё тело всё утыкано пулями, но кровь не сочится. Главарь фашистов был поражен до полного изумления и отчасти ужаса. Он не верил своим глазам и молча смотрел на меня. Внезапно открыв глаза, я усмехнулся и сплюнул пулю ему под ноги, после чего набрал полную грудь воздуха, отчего стальные бандажи слегка заскрежетали в замках, закрыл глаза и принялся быстро выталкивать пули из своего тела.
Местами от пуль девятого калибра на стали остались отчётливые круглые вмятины. Такие же, только поглубже, имелись в моём теле. Они были видны недолго, всего секунд двадцать, после чего быстро затягивались. Пули посыпались вниз с сухим стуком, когда они отлетали на каменные плиты, ведь я 'выталкивал' их из себя с довольно большой силой, или с металлическим звяканьем, если попадали на стальную плиту. В некоторых местах пули оставили на моём теле тёмно красные, блестящие от крови бороздки. Они тоже смыкались и быстро темнели. Гитлер минуты три смотрел на меня, как завороженный, потом попятился, резко развернулся, и, уходя с Двора героев, резко бросил через плечо:
— Немедленно уберите это отсюда. Герман, немедленно отправь это существо в замок профессора фон-Клозе и прошу меня не беспокоить до тех пор, пока появятся положительные результаты.
Вот и славненько. Фюрер на меня обиделся и теперь профессор кислых щей мог делать со мной всё, что ему заблагорассудится. Гимлер тоже был всерьёз озабочен и ушел вслед за Гитлером, а профессор фон-Клозе принялся отдавать распоряжения. Мне ничего не оставалось делать, как снова изобразить глубокое беспамятство. Каталку выкатили из Двора героев и загрузили в большой фургон. Его двери закрыли и началось томительное ожидание. Впрочем, всё уже было решено. Всем 'героям' операции 'Фафнир', кроме Дитриха, был предоставлен трёхдневный отпуск, после чего они должны были прибыть в городок Винкель, в четырёх километрах от которого, в Баварских Альпах, на вершине скалы Фушштейн стоял замок Фушшёле с миниатюрным лагерем смерти под ним и расположенной поблизости взлётно- посадочной полосой. Как раз туда экипаж 'Юнкерса' под командованием Отто Фогеля должен будет перегнать новенький грузопассажирский самолёт, который помимо всего должен ещё и выступать в качестве летающей тюремной камеры.
Оставшись в тёмном, бронированном фургоне один, я не стал 'включать' механизм самолечения на полную мощность. Вместо этого я стал наблюдать за тем, что происходило в Абхазии на берегу Чёрного моря. Разведчики капитана Ларионова, искупавшись, выбрались из воды, оделись и предложили своему командиру залезть в морскую воду, пока есть такая возможность, что Николай и сделал. Поплескавшись в тёплой, как парное молоко, морской воде четверть часа вместе с детворой, он вышел на берег. Несколько воспитателей уже принялись готовить для детей немудрёные бутерброды — чуреки со сладким овечьим сыром и варёной курятиной. Абхазцы в одном из селений задержали обоз почти на час и дали им в дорогу не только варёных кур, но и несколько кувшинов с куриным бульоном, а не только виноград. Дети, уже наевшиеся до отвала винограда, тогда отказались от курятины с сыром и чуреками, а сейчас, накупавшись в море, сразу же захотели есть. Разведчики тоже перекусили, но не курятиной, а чуреками с острой абхазской копчёной колбасой.
Обоз задерживался с прибытием в Сухуми уже почти на два часа и кое-кому это не понравилось. Этим человеком был майор госбезопасности Александр Михайлович Свиридов, атлетически сложенный мужчина тридцати девяти лет, начальник одного из особых отделов НКВД, которого ветром войны занесло в Закавказья. Вскоре ему предстояло вылететь в Москву, а оттуда в Куйбышев чтобы создать там курсы подготовки оперуполномоченных особых отделов НКВД. Особые отделы НКВД имелись на всех фронтах при каждой дивизии, их оперуполномоченные работали не щадя сил и жизни, враг наступал и боевые потери были очень велика. В среднем срок жизни оперуполномоченного особого отдела НКВД не превышала трёх месяцев. Иногда случалось так, что оперативники погибали так и не изобличив вражеских агентов, действовавших в зоне их ответственности, и хотя более, чем год спустя после начала войны положение улучшилось, немецкие диверсанты уже не хозяйничали в ближнем тылу наших войск, как у себя дома, при Управление особых отделов НКВД было решено создать специальное подразделение быстрого реагирования.
Эту идею пришла в голову Абакумову ещё полгода назад, но только недавно он дал поручение майору госбезопасности Свиридову, выполнявшего его специальное поручение в Закавказье, реализовать её таким образом, как тот сочтёт нужным. Выполнив Виктора Семёновича, майор Свиридов не стал вылетать в Москву немедленно и решил сначала оглядеться. Четвёртого августа он узнал, что из Ворошиловска в Сухуми по приказу Сталина отправлен обоз с воспитанниками детского дома, по следу которого гитлеровцы бросили вдогонку чуть ли не целый батальон эсэсовцев и горных стрелков. Предатель был быстро вычислен, изобличён и уже казнён подпольщиками Ворошиловска. В Тбилиси сразу же стали гадать, сумеет ли отряд разведчиков, которым первый секретарь Орджоникидзевского крайкома Михаил Суслов поручил переправить детей в Абхазию оторваться от преследователей и добраться хотя бы до Клухорского перевала.
Отряд капитана Ларионова, которого понизили в звании до лейтенанта, сделал это. Разведчики и воспитатели не только подняли на перевал детей, но и вытащили все двадцать шесть крытых линеек, подбросив бойцам тушенки и патронов. Более того, произошел и вовсе какой-то совершенно необъяснимый случай, на входе в Клухорское ущелье кто-то наголову разгромил отряд преследователей и вот тут не всё было ясно. Свидетель, наблюдавший за этим боем со склона горы на противоположном стороне, утверждал, что отряд капитана Ларионова ещё засветло встретил на входе в ущелье капитан войск НКВД, отвёл обоз на поляну, она не была ему видна, и тот заночевал там, хотя немцы уже были в Теберде, буквально в двадцати семи километрах, но у них почему-то заглохла вся техника. Местный житель, пастух, лояльно относившийся к советской власти, который активно сотрудничал с органами НКВД, просидел с биноклем в небольшой пещере на горе всю ночь и наутро увидел, как капитан войск НКВД проводил в путь обоз, постоял на дороге, а потом бесследно исчез, словно растворившись в воздухе.
Где-то около полудня или чуть позже из пулемётного гнезда, устроенного чуть ли не на вершине той горы, которая располагалась напротив укрытия пастуха, капитан НКВД открыл по врагу губительный огонь из 'ДШК', но перед этим каким-то непонятным образом подорвал оба фашистских танка. Взрывы были такой силы, что танки подбросило вверх, с одного даже сорвало башню, и они оба перевернулись. Первым дело пулемётчик 'стреножил' всю технику, а затем принялся короткими очередями истреблять фашистов. Несколько раз он брал в руки снайперскую винтовку и убивал немцев из неё. По нему открыли ответный миномётный огонь и он спустился вниз, гордо шагая по склону и снимая на ходу свою форменную гимнастёрку. Ещё раньше те немцы, которые хотели обойти его с флангов, подорвались на минах, но остальные уже карабкались через лес на гору и капитан НКВД встретил их огнём из пулемёта Дегтярёва, после чего, судя по всему, вступил с ними в ожесточённый рукопашный бой, в ходе которого оказал врагу достойное сопротивление.
Пастух насчитал не менее семидесяти трупов, причём некоторым фашистам капитан вспорол не просто брюхо, а весь торс наискосок от ремня и до ключицы. Зрелище было страшное. Вскоре немцы спустили вниз захваченного в плен капитана, на котором под гимнастёркой была надета странная голубая майка-тельняшка, а в начале боя он сменил синюю фуражку на голубой берет. Пастух умел неплохо рисовать и поскольку хорошо разглядел капитана войск НКВД в морской бинокль, то нарисовал его портрет и этот рисунок, сделанный уже лежал у майора Свиридова в планшете. Именно поэтому он хотел поговорить с капитаном Ларионовым. Была у него ещё одна причина дождаться командира отряда разведчиков, но уже сугубо служебная, он хотел посмотреть, чего они стоят и если бойцы действительно хороши, то забрать их в свой отдельный оперотряд. Что ни говори, а из сорока четырёх обстрелянных разведчика можно будет отобрать хотя бы десять будущих чистильщиков, которым после шести месяцев подготовки предстоит
