— Пошли, адъютант. — Продавец насекомых направился в машинный трюм. — Пленного возьмем с собой как рабочую силу.
Судя по всему, продавец насекомых так усердствовал, чтобы не потерять авторитета. Освещенный со спины фонарем зазывалы, он крепко держал «узи» за шейку приклада. Будто что-то вспомнив, обернулся:
— Капитан, в агрегате для очистки воздуха фильтры установлены?
Играет на публику, ясно. Я тоже, подыгрывая ему, ответил:
— Разумеется. Фильтры типа BG с тройным охлаждением.
— Все, кто не занят, соберитесь, пожалуйста, в машинном трюме.
Адъютант, подгоняя подростков, последовал за ним.
— Выжили... — пробормотал Сэнгоку, догоняя остальных.
— «Не занят...» А когда мы с тобой вообще были заняты? — буркнул зазывала.
— Брось, с них глаз нельзя спускать, а то мало ли что они натворят.
Отправив следом за всеми зазывалу, женщина освещала ему путь фонарем. Луч метался по стенам и потолку, точно пчелиный рой. Но откуда здесь взяться пчелам? Сплошным широким потоком, напоминающим занавес, с потолка стекала вода. Падающие на бочки капли были лишь малой частью этого потока. Если грунтовые воды так стремительно изменили направление, то можно надеяться, что скоро это скажется и на унитазе.
— Вода откуда-то... — Женщина, светя фонарем, осмотрелась. — Она всегда течет? Сколько налилось в бочки, хоть золотых рыбок разводи...
Приток воды все усиливался. Вскоре под унитазом раздался удар. Я его не услышал, а почувствовал ногой. Примерно такой же звук доносится из шахты лифта, когда далеко внизу закрываются двери кабины. Неужели регулирующий клапан и в самом деле изменил положение?
— Собери, пожалуйста, все, что здесь разбросано, а то намокнет. План, билеты, коробка с юпкетчером, что там еще... — попросил я.
— Думаешь, вода дойдет сюда?
— Вполне возможно.
— Это шоколадки, да?
— Да, с ликером. Закуска к пиву — странная, может быть, но довольно вкусная...
— Что же мы будем делать? — спросила женщина растерянно, по одной собирая шоколадки. — Получается, что унитаз становится теперь гораздо важнее, чем твоя нога, верно?
Женщина встала на унитаз и положила на шкафчик коробку с юпкетчером. Подол ее юбки оказался у моих глаз. Голые колени — у самых губ.
— Не беспокойся. — Я затаил дыхание, словно в руках у меня была взрывчатка. И торжественно, будто распаковывал сверток с подарком, на который потратил весь годовой доход, заявил: — Все это вранье. Я хочу, чтобы ты выслушала меня спокойно, без эмоций. Никто не сбрасывал на нас атомную бомбу. Я соврал, никакого ядерного взрыва не было.
Женщина некоторое время молчала. Шоколадка с ликером в ее руке разломилась на кусочки.
— Соврал?.. То, что ты сказал, вранье? И ядерный взрыв — вранье?
— Все вранье. Это был обыкновенный динамит, ты же сама мне помогала. Включила рубильник на распределительном щите...
— Но зачем?..
— Причин две. Первая — страх. Война еще и начаться-то не успела, а ты сама видишь, что здесь творится. Вторая — личная. Речь идет об унитазе. О моей ноге... Шансы не превышали пятидесяти, даже тридцати процентов, но разве я тебе не говорил о клапане внизу?.. Он был моей последней надеждой: вдруг, думал я, удастся изменить направление подземного потока и таким способом повлиять на всю систему...
— Ну и как?
— Получилось, посмотри на воду, льющуюся с потолка.
— А нога?
— С ней тоже все, кажется, идет, как я и предполагал. Полностью вернулась чувствительность.
— Стало легче?
— Я бы не сказал... От долгого сидения ноги сильно затекают, и, когда начинает восстанавливаться кровообращение, всегда испытываешь чувство еще более неприятное. Кашлянуть и то больно. Но что я точно ощущаю — вниз ногу уже не тянет. Если ты мне поможешь, пожалуй, удастся ее вытащить.
— Лучше никому больше об этом не говорить.
— Конечно. Узнай они, что я испортил унитаз, изобьют до полусмерти.
— Не надо было и мне рассказывать.
— Разве мы не вместе убежим отсюда? Туда, где можно увидеть небо.
— Как же мы это сделаем? Все выходы завалены.
— За кого ты меня принимаешь? Тайный выход остался.
— Где?
— По секрету, конечно. В последнее время много говорят о принципе открытой информации. Но как важна ложь, если она во спасение. Наверху, на мостике, шкаф номер один... Я с тобой совершенно откровенен, кодовый номер: один, один, один... Открыв заднюю стенку шкафа, мы попадем в потайной ход, ведущий в подземный этаж здания муниципалитета.
— Снаружи всё в порядке?
— Там есть небо. И облачное небо, и закатное небо, и голубое небо, и небо, затянутое смогом...
Освещая путь тусклым светом крохотного фонарика, из машинного трюма вернулся зазывала. Он шел, точно по болоту, стараясь не ступать по лужам.
— Если нужна помощь, придется попросить у него, — сказала женщина.
— Ничего другого не остается.
С осторожной поступью зазывалы не вязался его бодрый и веселый голос — чувствовалось, что он уже спелся с новыми дружками из «отряда повстанцев».
— Работают в поте лица. Сменяясь, крутят педали на пяти велосипедах, но все свеженькие, полные сил, — наверное, это поисковая команда, которая гналась за школьницами. А горит всего семь крохотных лампочек, как лампадки на алтаре. Говорят они только об одном, ну точно мартовские коты. Грязные, паршивые старикашки.
— Капитан, кажется, сможет вытащить ногу.
Я не знал, следует ли мне придавать особое значение тому, что женщина заговорила лишь об унитазе и совершенно не коснулась потайного хода, ведущего в подземный этаж здания муниципалитета.
— Каким образом? — Реакция зазывалы была преувеличенно бурной. — Кровь, что ли, потекла в обратном направлении и отек переместился в голову? Разве мыслимо, чтобы ногу удалось вытащить?
— Надо рассказать ему откровенно всю правду, — сказал я.
— Что это еще за правда?
Женщина явно игнорировала мои слова.
— Какая там у них обстановка? — спросила она. — С Комоя-сан и адъютантом можно будет поладить, как думаешь? Ты уверен, все будет в порядке?
— Как бы вам сказать... — Зазывала отер лицо тыльной стороной ладони. — Думаю, как-нибудь все устроится. Комоя-сан — мастер по части обжуливания. С продавцом картофеля только не всё в порядке. Мне кажется, у него маниакально-депрессивный психоз. То был как в воду опущенный, а теперь вдруг веселье прет через край. Жизнерадостность сочится изо всех пор. Раздался, например, звук, напоминающий зуммер ручных часов, так он чуть со смеху не помер. Я такого подъема, такой радости не испытываю, но мне хорошо уже от одной мысли, что теперь не придется, переодевшись, бегать от кредиторов. Самое печальное, что это ведь все мои давние дружки. Честно говоря, я мало подхожу для должности ответственного за склад, «непосредственно подчиняющегося Капитану». Этот склад — целая самостоятельная база.
— Там есть все — и оружие, и боеприпасы, и продовольствие...
— Нет, ведать продовольствием поручено продавцу картофеля.
