ползло по голове от затылка к уху, но ничего этого он еще не осознавал.
— Не трогай меня, мерзавец! Помогите! — пелену беспамятства вдруг разорвал звенящий женский крик, потом короткая автоматная очередь и следом за ней еще более отчаянный крик — детский — кричало несколько голосов.
— Русские? Дети? Откуда? — все это стремительно промелькнуло в голове Павлова., но это сработал мозг Тело же начало действовать несколько раньше и будто самостоятельно, так было с ним уже однажды, когда добирался он домой после гибели старого князя, но тогда он делал все медленно, будто во сне или глубокой дреме, сейчас же напротив, тело его действовало стремительно и четко, словно кто-то когда-то обучал его этому искусству или вдруг вложил в него эти навыки прямо сейчас Он стремительно сорвался с асфальта и всю массу своего тела бросил на человека с автоматом Бесспорно, ему повезло, в этот момент, отвлеченный происходящим на той стороне дороги, террорист смотрел туда, сочтя своих пленников не представляющими опасности Бросок Павлова поверг его на землю и на какие-то доли секунды, видимо, оглушил Этого оказалось достаточным для Павлова, еще ничего не различая перед собой и не сообразив завладеть оружием поверженного террориста, он рванулся на крик, почти воспарив над горячим полотном дороги, но полет его продолжался недолго Сзади ударила автоматная очередь, собственно, этого Павлов не понял, он просто услышал позади себя сухой треск, потом что-то очень сильно толкнуло его в плечо и он увидел как вдруг стремительно начала надвигаться на него черная асфальтовая поверхность Удара падения он уже не почувствовал.
Человек по имени Борис и впрямь оказался большим, если не сказать великим мастером своего дела. В далеком детстве и несколько позже — в подростковой юности, словом до той поры, пока я не перестала слепо подчиняться их желаниям, родители часто возили меня на всевозможные экскурсии Ближние — по достопримечательным местам родного города и его окрестностей и дальние — по достопримечательностям близлежащих городов и их окрестностей С той поры к организованным массовым экскурсиям и вкупе с ними — экскурсоводам, я испытывала стойкую неприязнь, чтобы не сказать больше — отвращение Одно лишь стандартное начало фразы: ' Справа по ходу автобуса вы можете наблюдать… ' — в лучшем случае клонило меня ко сну, в худшем же приводило в состояние сильного уныния, граничащего с тяжелой тоской. Однако на сороковом году моей жизни открылась простая истина — мне просто не везло с экскурсоводами Никогда ранее. С Борисом мы знакомы чуть более сорока минут и все это время он говорит не переставая, а я не отвлекаясь ни на мгновенье его слушаю Мне не скучно, хотя он порой сообщает факты об исторических событиях общеизвестных, порой цитирует довольно длинно и заумно Старый и Новый заветы, а порой скатывается на банальную газетную пропаганду, которую еще несколько лет назад на нашей с ним некогда общей Родине неизбежно объявили бы сионистской Это не важно Потому что у него изумительный дар так компоновать информационный поток, что события давно минувших дней и новейшей истории укладываются в нем в одной фразе причем совершенно органично, в нужный момент он вплетает в нить повествования, как иллюстрацию, фрагмент пейзажа за окном неспешно катящегося микроавтобуса и плавно увлекает меня обратно в пыльные глубины тысячелетней истории или под яростную перестрелку недавно минувшей войны Я не знаю, что рассказал ему обо мне доктор Резнер и знает ли он о содержании нашей последней беседы с хирургом, но очень много из того что сейчас говорит он мне, связано с событиями двухтысячелетней давности, происходившими на этой земле — рождением и коротким земным пристанищем Иисуса из Назарета Возможно, конечно, это обычная канва экскурсии в Город Мира — Иерусалим, но удивительным образом события, о которых великое множество раз читала и слышала я с раннего детства — бабушка часто рассказывала мне библейские сюжеты, как сказки — на ночь и долгое время, пока не оформилось мое религиозное сознание, Иисус существовал в детском моем восприятии рядом с Золушкой и гадким утенком Возможно с точки зрения строгого религиозного учения, это было и неверно и даже кощунственно, но призываю Господа нашего во свидетели, никогда не любила я его так бескорыстно и нежно, как в пору своего безмятежного раннего детства — сейчас события эти как бы обретают для меня реальные очертания, превращаясь из религиозной легенды в едва ли осязаемые минуты, часы и дни., которые сменяя друг друга пронеслись над этой землей чуть мене двух тысячелетий назад, чтобы прославить ее на много веков вперед Здесь, по этой дороге шел он, здесь, в этой деревне остановился, не только для того, чтобы свершить очередное свое чудо, но и как простой путник отломить кусок свежеиспеченного хлеба, вынесенного доброй хозяйкой и запить его стаканом молодого вина В том городе, что виднеется сейчас из дымчатого окна микроавтобуса, до него рукой подать и можно при желании, свернуть, остановиться и побродить по узким улочкам родился и похоронен Георгий Победоносец — божественный рыцарь живущий, казалось, только на древках православных икон на вздыбленном коне, с копьем в руке, разящей зверя Иногда мы останавливаемся и покидаем прохладный с кондиционерами салон микроавтобуса, чтобы покурить и размяться, тогда история становится для меня еще более осязаемой, потому что я ступаю на ту самую дорогу и легкие мои наполняет тот самый воздух, которым дышал Он и Те, кто шли следом Я совершенно уверена в этом, я это чувствую, нет, знаю наверняка и я не могу ошибаться! И волнение охватывает меня такое, словно впереди ожидает меня не просто прикосновение к ступеням главного на этой земле Его храма, а встреча с Ним Я не говорю об этом Борису, и испытываю даже некоторую неловкость от того, что чувствую так остро и чувства эти мало согласуются с голосом рассудка, но похоже он многое замечает сам и как бы невзначай рассказывает мен о « иерусалимском синдроме», давно замеченном но практически не объяснимым влечением, которое испытывают многие люди, хоть раз посетившие этот город и прикоснувшиеся к его святыням.
— Можно ведь доказывать, что угодно и сколь угодно долго рассуждать о территориальной принадлежности, но вся эта словесная шелуха отлетает, стоит только вспомнить о том, что там главные религиозные центры трех мировых религий., созданные и признанные человечеством за сотни лет до нашего появления на свет, исчезнем мы, рассыплются и канут в историю государства, которые теперь мы отстаиваем с таким остервенением, возникнут новые и тоже обратятся в прах, а эти святыни будут стоять так же как и сегодня и так же как сегодня мы с вами к ним будут стремиться люди в надежде обрести покой и утешение, — он смотрит на меня внимательно и помогает подняться на ступеньку микроавтобуса.
Дорога уводит нас дольше, за собой, петляя меж холмами и постепенно взбираясь ввысь — к их вершинам И что-то еще вливается в мою охваченную волнением, смятенную душу, какой-то новый мотив звучит в ней Вначале я почти не обращаю на него внимания, захваченная повествованием моего гида и ощущением того, что предстоит мне в конце пути, но он звучит все отчетливее и я начинаю узнавать отдельные ноты, они слагаются в мелодию и она рождает во мне ощущение тревоги Нет, это не то трепетное волнение, ожидание чего-то удивительно и светлого, что должно произойти со мной скоро Это тревога, которую уже испытала я однажды и она тяготи меня Я отвлекаюсь от того, что говорит мне Борис и рассеяно смотрю в окно машины пытаясь понять, что вдруг так растревожило меня Поначалу это мне не удается, но рассеянный взгляд мой вдруг начинает цепляться за картины, проплывающие за окном — и вдруг я вспоминаю.
Я уже шла по этой дороге в том странном сне, который так рассердил моего целителя, именно эти холмы, то поросшие деревьями и кустарниками, то белеющие обоженными солнцем камнями, окружали меня. И дорога была эта — только вместо асфальта была прокаленная солнцем и густо покрытая пылью земля, но — ровная и твердая, утоптанная сотнями тысяч ног Я уверена — она и теперь там, внизу, подо мной, под колесами нашего автомобиля, погребенная под толстым слоем мертвого асфальта, но — живая, она — там И однажды я уже шла по ней Я окончательно понимаю это и тут же ловлю себя на том, что напряженно вглядываюсь через плечо моего гида вперед в лобовое стекло машины Я знаю, что я хочу там увидеть — расплывчатый силуэт женщины, второй раз уже пытающейся докричаться до меня сквозь толщу веков Господи, быть может сейчас, я наконец, услышу ее и пойму суть горячей мольбы! Но дорога впереди пуста, впереди — лишь ожидает нас лишь очередной поворот Мысль эта не успевает толком оформиться в моем сознании, как сильный толчок выбрасывает меня с заднего сидения микроавтобуса и швыряет лицом прямо на жесткую спинку переднего кресла. Несколько секунд я ничего не вижу и не слышу от боли, а потом перед моими глазами разыгрывается сцена, мне удивительно знакомая — раз сто а может быть и больше я видела такое в боевиках Переднюю дверь микроавтобуса распахивает человек в черной маске с прорезями вместо глаз, в руках у него автомат, нацеленный внутрь машины — на нас Он что-то резко говорит Борису и водителю и он медленно начинают сползать со своих сидений, неловко подняв руки Водителя я больше не вижу, видимо он быстро опустился на землю возле своей двери, а Борис, выйдя из машины продолжает стоять с поднятыми над головой руками, но на землю не ложиться и как-то неестественно прямо держит
