Горевал наш мужик, горевал. Уж, как горевал, так и сказать страшно. Слов таких не придумано, чтобы это горе передать. Даже пить было бросил. Дескать, всё от водки. Правда, потом снова в норму пришёл.
Вот и ходит теперь этот мужик по базару да яблоки червивые покупает. Покупать–то он их покупает, только такой ценный червяк, как в прошлый раз, всё не попадается.
Что сделаешь? У каждого своё. Одному горе, а другому смех, аж пупок развязывается.
Вот тут, совсем рядом… ну, минут двадцать электричкой, жил-был один мужик. И не сказать, чтобы больной был какой или порченый. Нет. Посмотреть со стороны – чисто медведь. Косая сажень в плечах. Кулак с помойное ведро не меньше. Только вот была у этого мужика одна странность – очень уж он цветы любил. Так любил, что просто спасу нет. Вот другие мужики, как люди, на своих сотках картошечку- моркошечку сажают, а этот одни цветочки. Теплицу выставил. Розами да хризантемами её засадил. И всё там возился и на семейную жизнь ноль внимания фунт презрения. И потому-то евоная баба себе волю взяла. Кричит, бывало, горло рвёт. Да всё словами погаными какими-то. А то и огреет нашего мужика чем ни попадя. А мужику всё нипочём. Он со своими цветочками возится, и знать ничего не знает.
Другие мужики сначала над ним посмеивались, да подначивали, мол, настанет зима будешь, как лошак, цветочки жевать. А потом сообразили, какие деньги мужик на этих цветочках зашибал, и охолонули. Двое- трое тоже было попробовали на цветочках заработать, да ничего у них доброго не вышло – мужик, видно, слово петушиное знал.
Ну да это всё присказка была. А сказка – вот она сейчас и начнётся. Дайте-ка, братцы, пивком горлышко прополаскать, а то першит что-то.
Вот как-то был наш мужик с похмелюги. И подходит он к своей бабе:
– Дай, – говорит, – дорогуша, ты мне пятьдесят копеек на бутылочку пивка. Мне, мол, поправление для организму нужно.
Тут баба евоная и криком зашлась, и в истерике забилась. Какими словами она только мужика ни окрестила. И так, и эдак, и по-разному. И не дала мужику на пиво. Вот обиделся наш мужик на это дело. И так разобиделся, что и не рассказать.
Другой бы на это дело плюнул, а нашего разобрало. Вот пошёл он к себе в теплицу, где хризантемы росли, верёвку приладил, да и повесился.
Смотрит – стоит он на облаках. Стол перед ним. А за столом сидит бородатый мужик в белом халате и чтой-то в тетрадочке записывает. Потом послюнил карандаш, почеркал в тетрадочке своей, да и говорит:
– Ну, здравствуй, Федот Ипатьевич, – так нашего мужика звали, – Что-то ты, – говорит, – не к сроку. Придётся тебя наказывать за нарушение графика.
Мужик и говорит:
– Наказывайте. Воля Ваша. Только я тут в ваших порядках знать ничего не знаю.
– А у нас, – говорит бородатый, – всё очень просто. Тут вот мужское отделение, тут женское. В женском свои заморочки, потому что баб там мало. А в мужском наоборот перебор. На одних мужиках пашут, да боронят, а другие в очередь стоят.
Мужик и говорит:
– Как же так выходит, что в женском отделении у вас недобор, а в мужском перебор?
– А так, – говорит этот писарь, – мужик, который своей бабе потачку дал, а баба, положим, согрешила, так этот мужик за грехи своей бабы тут отбывает. Ты вот свою распустил, а глянь-ка, что она выделывает.
Тут этот главный облако разгрёб маленько. Мужик и увидел свой дом. Только крыша в нем прозрачная. И через ту крышу видать, как мужикова баба с соседом Васькой шашни крутит. Тут мужика и разобрало:
– Ах, – говорит, – мать вашу етти! Я вам сейчас устрою!
Так сказал, да и спрыгнул на землю. Летел, летел да как навернётся жопой! Посмотрел вокруг – лежит он на полу своей теплицы, а вверху верёвка оборванная болтается.
Вот мужик хвать черенок от лопаты, да и в дом. Васька, как нашего мужика увидел, так как был без порток, в окно и сиганул. Вместе с рамой вынес.
А мужик бабу свою за патлы, да и давай охаживать. Сбил прям в печеное яблоко. Только устал, как в двери сосед Васька толчётся с бутылкой в руке. Мировую пить пришёл:
– Ты, – говорит, – прости, Ипатич. Мы-то думали, что ты – вот, а оказалось, что ты – вот…
Ну, что поделать. Замирились.
А баба мужикова с той поры как шёлковая. Слово поперек сказать боится, всё Феденька, да Феденька.
Вот так. А вы говорите: «Демократия».
– Ты вот что, Никодимыч! – сказал Николай. – Ты это… Сам обещал сказки баять, а сам…. понимаешь, короче.
– Ладно, Коля. – согласился Никодимыч – будет тебе и сказка, будет и присказка.
Ну и вот. Жил был один мужик. И было у этого мужика три сына. Двое, как водится, умных, а третий дурак дураком.
Жили они на самой окраине. В пятиэтажке типа хрущёвка. Вот они там жили, а рядом речушка и луг заливной. Красота, одним словом. Живи да радуйся.
Но вот повадилась какая-то компашка у них под окнами ночами собираться. Песни непотребные орут, хулиганство хулиганят и прочие безобразия. Ни сна тебе, ни отдыху.
Вот старик и говорит старшему сыну:
