вчера… значит… прошло часов двадцать… ясно… —
Головы кроликов, которые торчали из стоявших длинным рядом ящиков, взирали на выкрашенную зеленой краской стену. На фоне тускло мерцавшего металла эти отделенные от тела головы выглядели столь неестественно, что еще не вполне проснувшийся мистер Пауэлл, зевая и рассеянно пользуясь своей привилегией протирать руками глаза, поддался на время иллюзии: ему показалось, что это вовсе не головы живых тварей, но некий резной фриз с изысканным орнаментом — нечто вроде ангельских головок, выглядывающих из-за спин Отца, Сына и Пресвятой Девы в сцене Страшного суда на каком-нибудь резном тимпане западной стены храма или на главном алтаре. (Выросший в веселом городе Линкольне, мистер Пауэлл в свое время пел в церковном хоре, поэтому подобные картины были ему не в новинку.) Однако там ангелочков обычно не изображали со слезящимися глазами (ибо, как известно, Господь утрет каждую слезинку!), равно как и с дергающимися носами, так что несколько мгновений спустя, когда мистер Пауэлл добрался до кролика номер 10452 (Центр пускал в расход примерно сто двадцать кроликов ежемесячно), эта иллюзия исчезла.
— Эх, разбойничек, — пробормотал мистер Пауэлл себе под нос, беря одной рукой кролика за уши, а другой открывая ящик. — Свое ты отработал, скоро станешь…
В дверь лаборатории постучали.
— Входите, — сказал мистер Пауэлл, не поворачивая головы. — Скоро станешь покойничек. Покойничек в шкафу, милый мой разбойничек. И это, позволю себе заметить, будет твоя новая работа. Кабинет биологии в какой-нибудь прогрессивной средней школе… Не пропадать же добру. Вздутие роговицы на сто семьдесят целых и две десятых процента от нормы. Запишем-ка в журнал.
— Простите, сэр…
Мистер Пауэлл подумал, что за дверью, наверное, стоит подручный Тайсона мальчик Том. Он поднял глаза и с изумлением увидел перед собой полицейского. Мистер Пауэлл выпустил кроличьи уши и машинально встал.
— Простите, ежели напугал вас, сэр.
— Ничего, все в порядке. Просто я не ожидал вас здесь увидеть. Что-нибудь случилось? Но, простите за вопрос, как вы сюда попали? Я полагал, что тут еще все закрыто. А я, как видите, пришел пораньше.
— Ну, я открыл шпингалет на окне, сэр. Я звонил у входа, но никто не отвечал. Знаете, иногда нам приходится проникать в помещения по своему усмотрению, ежели, на наш взгляд, того требуют обстоятельства, то есть ежели есть опасность… только в этом случае, понимаешь, бывает необходимость вторгаться…
— Ну да, конечно. Так в чем же дело?
В это мгновение кролик сослепу наткнулся на деревянный штатив для пробирок. Мистер Пауэлл поднял его, возвратил в ящики и укрепил стальной хомут на шее животного. Полицейский учтиво ожидал, покуда тот закончит.
— Так вот, я только что из Конистона, сэр, понимаете ли. Похоже, там у одной леди из Даннердейла, у мисс Доусон в Ситуэйте, то есть она говорит, мол, одна из ваших собак заперта у нее в сарае.
— (Боже правый!) Одна из наших собак?
— Похоже на то, сэр. Судя по всему, мисс Доусон проснулась нынче утром и обнаружила ту собаку у мусорного бака. Так она вышла из дома, поймала собаку и посадила в сарай.
— Да неужели?
— Да, сэр. Похоже, она видела зеленый ошейник и еще шрам длинный на голове. Поэтому мисс Доусон решила, что собака ваша, и позвонила нам. Сержант звонил сюда еще полчаса назад, но никто не отвечает…
— Естественно, еще рано…
— Это так, сэр. Вот сержант и велел мне сходить к вам и отыскать кого-нибудь, с кем можно поговорить об этом деле.
— Что ж, по-видимому, я и есть тот самый кто-нибудь. Я доложу директору, как только он придет.
«Вряд ли он сильно обрадуется, — подумал мистер Пауэлл. — Расхлебывать потом — хлопот не оберешься».
— Да, но тут такое дело, сэр. Я вынужден просить кого-нибудь поехать со мной в Даннердейл к той леди, да, и на собаку посмотреть, надо, понимаете, идентифицировать.
— Что, прямо сейчас?
— Как можно скорее, сэр, ежели позволите. Ежели это те самые собаки, сэр, что ярок режут, и ежели они как-то замешаны в том несчастном случае у Бурливого, то их надо срочно идентифицировать и избавить от них ту леди. Она ж беспокоится, понимаете…
«Это уже опасно, — подумал мистер Пауэлл. — Но, черт подери, я не вижу, как отказаться. Господи, почему всегда я?»
— Хорошо, я поеду с вами прямо сейчас, если вы соизволите подождать, пока я напишу записку начальнику, чтобы тот узнал о случившемся, когда придет на работу.
— Премного благодарен, сэр.
Несколько минут спустя мистер Пауэлл с полицейским уже ехали в Даннердейл, а тем временем в звенящей тишине лаборатории подопытные кролики продолжали нести свою научную вахту.
Вжавшись животом в землю и прикрыв глаза, Шустрик неподвижно лежал на полу сарая. Его морда уже столь долго покоилась на передних лапах, не смещаясь ни на дюйм, что от его дыхания образовалась лужица замерзшей на холоде влаги, которая тускло поблескивала в полутьме. Все его существо было полно покоя и умиротворения, ибо наконец он получил ответ на мучивший его вопрос, получил столь неожиданным и странным образом, что теперь ему ничего не оставалось делать, кроме как размышлять об этом, не опускаясь до таких пустяков, как голод, будущее и безопасность.
Когда к нему подошла та женщина в толстых кожаных перчатках, он сперва съежился от страха. Но боялся он не только за себя, но и за нее, ибо опасался, что, притронувшись к нему, она упадет замертво. И мысль об этом — о повторении страшного взрыва, от которого воздух вот-вот дрогнет, разбрасывая острые осколки в лицо женщине… кровь, беззвучное падение…
Шустрик вспомнил, что так падал отравленный пес из соседней с ним клетки: мягкий, глухой удар, когда безжизненное тело рухнуло на пол… — мысль о том, что он станет причиной еще одной смерти, была невыносимой. Когда руки женщины ухватились за ошейник, Шустрик несколько мгновений сопротивлялся, но потом, отдавшись внутреннему зову, успокоился при звуках доброго голоса и больше не противился, покуда женщина отпирала дверь сарая и вела его в полумрак, пахнущий яблоками, пылью и щепой. Шустрику стало интересно, что эта женщина собирается с ним делать, однако та погладила его, сказала несколько слов и заботливо вернула ему свиную кость, после чего оставила в одиночестве.
Теперь первое удивление прошло, и Шустрику стало ясно, где он оказался, ибо место это он знал всю свою жизнь, во всех подробностях. Правда, здесь бывало светлее, уютнее, чище и лучше пахло. Как бы то ни было, он находился в том самом месте, где был всегда. Разве что теперь впервые увидел его воочию. Он оказался внутри своей головы! Тут были его глаза — наверху, прямо перед ним, два квадратных проема, один подле другого, через них сюда проникал утренний свет. Только они были немного закопченные, местами даже в паутине, но этого следовало ожидать, если учесть все случившиеся с ним несчастья. Ладно, он почистит их позже. Похоже, он оказался в нижней части своей головы, ибо через глаза мог видеть лишь небо. А между глаз, прямо посередине, располагался конец его морды — пасть и нос. И то и другое? Странное дело — довольно большой проем в самом низу, через который сюда доходили запахи дождя, грязи, дубовых листьев, гуляющего где-то неподалеку кота и бредущей вдалеке овцы. Внутри же это место оказалось таким, каким, увы, ему и следовало быть в данных обстоятельствах, — полная мешанина, разор и
