пространстве головы не было ни идей, ни предположений, лишь стойкий, почти вещественный гул.
Индиана покатал камень между ладоней, гул унялся, и в мозги смогла постучатся первая мысль.
Камень Шанкары кто-то засунул под подушку, когда голова профессора, — вернее, кастрюля, полная бреда, — елозила по подушке. Первая мысль потянула и вторую. Что, если сам бред на историческую тему, все эти кошмары, видения, мороки, связаны с присутствием магического камня в постели?
Услужливая память выдала справку. Камень Шанкары — это не просто Шива-линга, а Шива-линга в квадрате, это не только предмет фаллического культа, но и символ творческой энергии. Однако, если верить Эйнштейну, мощная энергия способна сжимать время. Если бы кто-нибудь носился вокруг Земли со световой скоростью и смотрел бы на события сверху, в мощный телескоп, то вся наша многовековая история сжалась бы в один день. Конечно, лишь для этого сверхскоростного летуна…
Утомительные рассуждения по поводу теории относительности неожиданно сыграли роль снотворного.
…От вполне здорового сна Джонса отвлек Чак Питерс. Он возник в комнате с неожиданностью летучей обезьяны из сказок Фрэнка Баума и протянул письмо. Индиана хотел было поинтересоваться у гостя насчет появления Шива-линги, но догадался, что серьезному и ответственному разведчику Питерсу, конечно же, не до розыгрышей и мистификаций. Поэтому просто принял из огромных лап сержанта запечатанный конверт и заодно — вот это номер! — «кулон», часть головного убора бога Ра.
— Ваш папаша отписал, — по-доброму усмехнулся Чак Питерс. — Сочинил заранее, но с таким волнением торопил, что мне пришлось по солнцепеку топать.
— Разведка прочитала? — задал необязательный вопрос Индиана.
— Пришлось по долгу службы, — признался виновато вздохнувший сержант, несмотря на то, что конверт выглядел вполне заклеенным.
— Ну и как?
— Жалко мне вас, археологов, все-таки проглядывает сходство меж вами и наркоманами.
А в письме значилось следующее:
«Дорогой сын. К сожалению, за то время, что мы были с тобой знакомы, мне не представился удобный случай ввести тебя в курс своих научных интересов. А ведь они в конце концов поставили меня в центр событий, влияющих на ход мировой истории. Некоторое мое отчуждение от твоей жизни было связано с нежеланием подвергать тебя опасностям, вытекающим из моего положения. Однако я отчасти заблуждался, мои представления были упрощенными — ведь те силы, что влияют на меня, неизбежно вовлекли в свой круговорот и тебя.
Я знаю, ты частенько без спросу рылся в моих книгах и наверняка тебе попадалась моя статья в журнале Национальной исторической ассоциации, посвященная раскопкам в Танисе середины двадцатых годов.
А раз она тебе попадалась, ты должен был отложить сведения из нее в дальнем уголке своей памяти. Я знаю, ты ничего не забываешь — ни сведений, ни обид.
Часть украшений статуи Амона-Ра* тогда настолько поразила меня, что я не удержался от публикации статьи о ней в открытой прессе. Увы, сей факт принес мне немалый вред впоследствии. Эта вещица, напоминающая кулон, имела, помимо кварцевого кристалла в середине, сотню букв еврейского алфавита на ободке. И только часть из них складывалась в осмысленные слова, а остальные скорее всего представляли собой некую шифровку.
Распознанные слова образовали такие вот фразы: “Образ солнца, утвердившись на посохе идола над образом города, в час свидания с небесным огнем пустит сияющую стрелу в образ Сокрытого Сокровища. Человек, который имеет Силу, данную свыше, сможет извлечь Сокровище из Обители Умерших Душ”.
Долгое время я считал этот фрагмент неким отголоском хтонических мифов, но потом догадался — речь-то идет о самом настоящем кладе. Очевидно, в некоем помещении, имеющем проем двери или окна, имеется макет или карта города Таниса, вернее, Пер-Рамзеса. Когда солнечный свет пройдет через этот проем и угодит в кулон, водруженный на шест, то кристалл преломит луч. Преломленный луч и высветит точку нахождения так называемого Сокровища на карте или макете города.
Я догадался и о том, что под Сокрытым Сокровищем надо понимать скрижали Завета. Ведь они по логике вещей должны находиться как раз в Пер-Рамзесе. Но это понимание пришло ко мне лишь пять лет назад. У меня до сих пор нет четких научных доказательств, что все обстоит именно так, однако и нацисты со мной вполне согласны.
И я, и люди Гиммлера заметили, что после разорения Иерусалима фараоном Шешонком никаких упоминаний о величайшей святыне Израиля в Библии нет.
Скрижали Завета были не просто сводом правил хорошего поведения и мышления, они являлись Импульсом, который изменил весь мир и избавил его от нового потопа. Так и сейчас — лишь новый божественный Импульс может остановить грехопадение всей планеты. И покоится Сила в песках Пер- Рамзеса, в Обители Умерших Душ. Археологическое чутье подсказывает мне, что эта Обитель символизирует загробное царство и представляет собой ни что иное как храм Ра-Озириса*.
Открыт пока вопрос о местонахождении камеры с макетом или картой города. Я думаю, что откопать ее помогут не только знания, но и — стыдно писать это слово — магия. Камень, отмеченный Божественным Светом — вот отмычка к Камере Карты. Это недвусмысленно следует из апокрифа тамплиеров.
А теперь, сын, перехожу к самому главному. Много лет я готовился к тому, чтобы поднять из тьмы веков ковчег Завета. Однако сейчас я повержен, в то время как решающая битва может разразиться в любой час, любую минуту. По всему миру с оружия снимают чехлы. Между тем Сила Скрижалей должна быть выпущена в мир “не позднее, чем через три дня после того, как вождь страны гуннов двинется в великий и кровавый поход”. Так сказано в дотоле неизвестном тебе фрагменте тамплиерского апокрифа. (Жаль, что тебе не довелось прочитать этот документ до конца, в чем, естественно, нет твоей вины.)
Три дня, Инди, всего три дня после начала великой войны — таков последний срок, чтобы освободить Свет, сокрытый в Ковчеге. Поэтому я хочу (как ни больно мне это писать), чтобы мою работу исполнил ты, сын, причем с максимальной скоростью».
— Значит, изменить ход истории я должен за тысячу долларов? — всерьез поинтересовался доктор Джонс у сержанта Питерса.
— Моисей поднялся на вершину горы Синай, чтобы получить инструкции у Господа Бога, не взяв у своего племени ни одного доллара, — совершенно справедливо заметил Чак Питерс, хотя и пошутил. А затем продолжил безо всякой иронии, сочувственным голосом психиатра: — Вот ты и заразился, Инди, очередной блажью. Надеешься, что выудишь из танисского песка Ковчег Господа Бога и заодно встретишь в солнечном Египте распрекрасную Лилиан? Сам-то старый профессор, небось, никуда не помчится… Да, я согласен, есть у нас сведения, что нацисты вовсю ведут раскопки в Танисе…
— Уже?! — Индиана встрепенулся так, будто его приласкал скат-хвостокол.
— Вот именно «уже». Закогтили здоровенный кусок территории, обнесли колючей проволокой, оформили это вполне законным образом, как археологические работы. Да только не Ковчег они там выкапывают, наверняка проводят рекогносцировку местности, чтобы строить во время будущей войны аэродромы.
— И как, американская разведка навострила в Танис свои лыжи?
— Скорее британская контрразведка. А у меня вот что, — сержант помахал какой-то бумажкой. — Шифровка из Вашингтона, только-только прилетела. Группа «Сигма» расформирована из-за малой эффективности работы. Всем домой. Поэтому я тебе и отдал кулон. Незачем ему в архиве пылиться, пусть работает.
После горьких этих слов сержант съежился, как проколотый шарик, и понуро скользнул из комнаты.
«Майор Питерс геройски пал, “Сигма” расформирована», — обиженно подумал Индиана. Сержант ушел… Благоразумные, очень трезвые дяди из Вашингтона не разобрались с тем, что клубится в гнилых
