погнулось, собираясь вот-вот оторваться. Решетка радиатора тоже не разрешила цепляться за себя, тонкие ее прутья рвались под руками. «Почему немцы разучились работать качественно?» — сетовал падающий человек, а ноги его уже бороздили дорогу. К тому же эсэсовец, занявший место водителя, поддал газу, чтобы раздавить профессора о бампер пылящего впереди автомобиля с начальством.
Выход из этой ситуации имелся, но лишь на тот свет. Однако Индиане пришел на ум еще один вариант.
Волочась телом по земле, руками хватаясь за неподвижные детали под днищем, он начал перемещаться от переднего бампера к заднему. Задница прыгала на отвратительной египетской дороге, спинные позвонки плясали канкан. Кожаная куртка и кожаная вставка на штанах пока еще спасали собственную кожу профессора от сдирания, но щебенка, усеивающая дорогу, мигом исколошматила его. Тело жалобно просило: «Отпусти ты, мистер Джонс, этот грузовик, не будь дураком…»
Он все-таки добрался до заднего бампера. Уцепился за него вначале руками, потом кнутовищем. Многострадальное тело было вынесено из-под автомобиля, напряжение подошло к пределу прочности организма, а упрямство — к границе с безразличием… Немыслимый ковбойский курбет позволил археологу сначала встать на колени, а потом, в одно мгновение вскочив на ноги, махануть на задний борт машины.
В кузове помимо ящика с Ковчегом находился эсэсовец. Участь этого человека была печальна…
Продолжая движение, запорошенный дорожной пылью ковбой вскарабкался на крышу. Пробежался на полусогнутых, повторяя маневр своего недруга. Грубо ввалился в кабину, припечатав немца тяжелыми башмаками. Развивая успех, схватил его за шиворот и ударил лбом о переднюю панель. Оставалось только завершить процедуру возмездия и выбросить здоровяка через разбитое ветровое стекло.
Недавний соперник не удержался на капоте.
— Я вернусь, — успел пообещать он, прежде чем его утащило под брюхо грузовика.
А спустя секунду машина неприятно подпрыгнула…
Вытолкнутый в кусты автомобиль с эсэсовским начальством поставил точку в затянувшейся дорожной битве. Одно омрачило радость победы — то, что для Урбаха и компании не оказалось вблизи какой-нибудь пропасти. Кабриолет уткнулся в пальму и замер, пустив дым из мотора.
Доведенный до нервного срыва немецкий археолог заколотил лбом о переднее сиденье.
— Все пропало! История мне этого не простит! Что скажет Германия?
— Германия нас восславит, — произнес хладнокровный пруссак Мюллер. — Джонсу надо еще вывезти Ковчег из Египта. Судя по убогому оснащению, финансами он не блещет, поэтому попробует погрузиться на пароход. Вот в море мы и перехватим еврейскую реликвию.
— Что вы такое говорите, штандартенфюрер? — завопил Урбах от избытка истерических чувств. — Думайте хоть иногда! Из Александрии каждый день в разных направлениях уходят десятки судов!
Штурмбанфюрер Хорхер, поблескивая стеклами очков как ледышками, успокоил эту бурю в стакане:
— У нас свои люди и в портовой администрации, и в таможне, и в стивидорной компании.[47] Ни один груз не проходит мимо нас незамеченным, партайгеноссе Урбах.
Доктор Джонс вытащил из-под ног шляпу — истоптанную, истерзанную, — и бережно положил на соседнее сиденье, как раненого товарища.
Через семь с половиной часов грузовик с Ковчегом в кузове въехал в город-порт Александрия.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ. СЕНТЯБРЬ. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
1. «БРОНЕНОСЕЦ» ВЫХОДИТ В МОРЕ
— Все, Ковчег на борту «Броненосца». Если точнее, в твиндеке второго трюма, — торжественно подытожил Салех, стоя на причале возле ржавого и обшарпанного, но довольно крупнотоннажного судна со столь странным именем. — Загружайся и ты, Инди. Надеюсь, от тебя что-то осталось после сухопутной части путешествия.
— Все будет исполнено в точности, мистер Джонс, — торжественно поклялся верный Клопик, который тоже оставался на причале.
— Ты стоишь десяти кадровых разведчиков, малыш. — Археолог потрепал мистера Лопсанга по жестким вихрам. — Только тебе я могу доверить препровождение моего дурноватого папаши из Искендерона в Чикаго. Ведь сержант Питерс — это много мышц и куча эрудиции. Больше ничего за душой у него нет.
— Понял, доктор Джонс, сержанту Питерсу я ничего сложного поручать не буду.
— Мистер Катанга, это мистер Джонс и мисс Кэмден, — остановил Салех торопившегося куда-то человека в свитере и фуражке, по виду явно капитана. — Мои лучшие друзья. Надеюсь, их не обидят на вашем судне?
Сам вопрос был проигнорирован, однако моряк пробубнил мясистыми губами:
— Наслышан, наслышан, мистер Джонс. Вы вполне соответствуете тем анекдотам, которые мне рассказали о вас.
Капитан больше не удосужил вниманием пассажиров и направился к судовому трапу. Судя по ллойдовской фуражке с большим козырьком, был он подданным Его Величества, а внешность моряка выдавала помесь цейлонского сингала с негритянками, малайцами, португалками и, возможно, голландцами.
— Мы разве похожи на людей, которых можно так просто обидеть? — мисс Кэмден несколько возмутилась.
— Дело вот в чем, — Салех прокашлялся. — Солидные компании не возьмут какой-то ящик от людей с улицы или уж столько заломят… В общем, судно я нашел из дешевых, с несколько подмоченной репутацией. Сам Катанга его владелец.
— Понятно, контрабандист, — Индиана был как всегда догадлив.
Мужчины на прощание весомо пожали друг другу руки, Лилиан и Салех обменялись крепкими поцелуями.
— Именно так целуют гурии в мусульманском раю, — авторитетно оценил египтянин и добавил: — Будем считать, что я получил страховку за свой грузовичок.
Салех с Клопиком, весело посвистывая дуэтом, отправились в ближайшую кофейню, а Индиана с Лилиан в отведенные им каюты на корме. Впрочем, сперва доктор Джонс навестил штурманскую рубку.
— Мастер, сколько времени займет у нас переход до Лондона? — обратился он к капитану.
— Неделю, мистер Джонс. Будем там шестого сентября.
— Так долго? Почему не торопимся?
— Мы торопимся. У нас не только грузы на Лондон вроде вашего драгоценного ящика, но и кое-что для одного испанского порта. Кстати, мы выгрузимся в Ла-Корунье довольно резво. Чем резвее, тем целее, — скаламбурил Катанга.
— Ла-Корунья… — Необходимый участок крупномасштабной карты мгновенно появился перед мысленным взором доктора Джонса. — Значит, вы работаете на франкистов-фалангистов?
— Что, не нравится? Я и на Гитлера потружусь, и на любого другого черта, если он прилично заплатит… Вы против?
— Не спорю, бизнес тем и хорош, что стоит вне политики и идеологии, — легко согласился Джонс и
