застыл тот по его душу.
Предчувствия вскоре стали оправдываться. Старик, не говоря ни слова, махнул длинным пальцем в сторону зарослей. Означает ли это что-нибудь? Пристальный взгляд позволил рассмотреть в зарослях тропу, куда-то ведущую.
— Будем считать это приглашением на бал, — провозгласил Индиана, и вся группа путешественников двинулась в неизвестном направлении.
Когда они выбрались из прибрежных зарослей, перед глазами обозначилась местность, типичная для индийских тераев, где о джунглях напоминали только чахлые останки прежнего великолепия. Все было вспахано-перепахано тысячу лет назад, редкие деревья скудно оснащали пейзаж, пеньков оказалось больше, чем деревьев. Вялые буйволы со скучным видом отрабатывали свои трудодни, тощие коровы, окруженные аурой из мух, уныло лежали в грязи и о чем-то думали, наверное, о своей связи со сверхъестественными силами. Кое-где виднелись крестьяне, не слишком энергично двигающиеся или вовсе застывшие, словно бы от полного оскудения сил. Профессору было ясно, что сезон муссонных дождей кончается, впереди сухая зима, уже пожелтели фикусы, они же баньяны. Ясно, что живут здесь не буддисты, а индуисты, скорее всего шиваиты.
Среди соломы показалась деревня, ничем не отличающаяся от сотен других деревень, усеивающих плодородную полосу тераев. Глинобитные стены, вместо окон дырки, тростниковые крыши. Только круглые белые башенки на сваях — хранилища зерна — несколько живописали вид.
То ли оттого, что любого белого человека принимали здесь за начальство, то ли оттого, что селяне уже друг другу надоели, все местные жители, и стар, и млад, потянулись к вновь прибывшим. Обступили с разных сторон и стали жаловаться на жизнь, применяя один из диалектов бихари. Индиана, худо-бедно знавший санскрит, различал лишь отдельные слова. Было заметно, что причины для жалоб имеются, деревенские дела находилось явно не на подъеме. Лица больше походили на обернутые папиросной бумагой черепа. Ноги казались позаимствованными у голенастых птиц. В воздухе пахло бедой, потому что в нем почти не присутствовали запахи еды, отбросов, навоза.
Скоро внимание народа стало переходить все рамки приличия, а сами путешественники очутились на покрытой пылью площадке, где, как понимал профессор, умещается целиком поголовье деревни и работает сельский совет, прозываемый в этих краях панчаятом. Аборигены норовили потрогать гостей, причем, женщины щупали преимущественно доктора Джонса, маленькие же грязные мужчины активно гладили мисс Кэмден.
Наконец гостей усадили на драную подстилку под навес, стали угощать. Угощение состояло из нескольких разваренных зерен на больших листьях и чего-то похожего на саранчу, обжаренную в масле.
— Я это не буду, — зашептала Лилиан. Она повернулась к народу, который пристально наблюдал, выстроившись полукольцом. — Спасибо, я отказываюсь в вашу пользу.
— Это больше, чем они съедают за неделю, — пристыдил ее доктор Джонс. — Ты же видишь, они сплошь голодные. Но своим отказом ты оскорбляешь их и ставишь меня в неловкое положение.
Напрягшись, Лилиан сумела, почти не скривив физиономию, проглотить свое угощение под веселое жужжание мух. И окружающие радостно заулыбались. Однако проницательный Клопик процедил:
— Готовьтесь к плохим новостям.
Индиана и без того понимал, что надо действовать в темпе. Он обратился к ближайшему старичку, улыбающемуся и чистенькому, скорее всего, деревенскому старосте.
— Я — профессор, мне пора возвращаться в университет. Вы дадите мне проводника до ближайшего города?
— Санджи проводит вас до Билаури, — отозвался старичок на вполне приемлемом английском.
— Спасибо.
— По дороге в Билаури вы остановитесь в Дхангархи, — вклинился предыдущий старец.
— Дхангархи не совсем по дороге в Билаури, то есть совсем не по дороге, — Индиана вежливо попытался отклонить странное предложение мудреца. И сам удивился тому, что мысленно назвал этого человека «мудрецом». Он не верил во всякие там озарения, приходящие к безграмотным говночистам. Но этот человек явно не был безграмотным, хотя бы потому, что имел шнурок брахмана.
— Вам
— Насколько мне известно, сейчас дворец пустует.
— Уже не пустует, — непреклонно произнес старый брахман. — Там поселился молодой раджа. — Взгляд его полетел куда-то вдаль. Помедитировав чуток, брахман добавил: — Дворец властвует над черными силами. Темнота изливается через дворец на мир, и мир-пракрити* [18] становится таким, каким его хочет видеть дворец. Похожим образом действуют те стеклянные глаза, что лежат у тебя в кармане. Тебе понятно?
— Ясно, что вам открыты тайны моих карманов. Лежат там очки, если уцелели, — Индиана поежился от прозорливости старца. Также как и от его параноидального упорства. — Вы всерьез, достопочтенный? Какие еще «черные силы»? Насколько мне известно, согласно вашей прекрасной вере, злом являются лишь оковы материального мира. Наш мир целиком — зло, поскольку мешает соединению личной души-атмана* со вселенской душой Шивы*, танцующего на вершине Кайласы*. И лишь отрешившись от мира, можно обрести добро.
— Дворец властвует над черными силами, — упорно долбил старец и тогда Индиана понял, что деревенскому брахману не до высот религиозной философии, народные массы требовали от него не пропаганды потустороннего образа жизни, а борьбы с неурожаем и голодом. Естественно, что малоприятный и просто вредный раджа тянет в глазах старичка-брахмана на роль черного демона-ракшаса*.
— Дворец собрался погубить мой народ. Ты пойдешь в Дхангархи. Иначе наступит тьма…
Старец провел ладонью по глазам для наглядности, и доктору Джонсу показалось вдруг, что от брахмана повеяло во все стороны мистическим дурманом.
— …иначе тьма охватит всю страну.
— Этот ваш дворец, значит, помощнее дальнобойной артиллерии, — сыронизировал Индиана, пытаясь стряхнуть чары.
— Я же говорил про плохие новости, — стал похваляться своей прозорливостью Клопик. — Эх, почему сразу не удрали?
—
— Что забрали? — вмешалась Лилиан.
— Учиться надо было, а не проводить время с теми, кто ставит оценки… — огрызнулся недовольный происходящими событиями Индиана, однако педагогическое начало возобладало в нем. — Это священный камень, который охраняет местность, потому что источает животворную энергию Шивы.
— Ага, ага, я в курсе. Фаллический культ? Вспомнила, камень изображает фаллос! — У женщины некстати прорезались вдруг знания. — Тот профессор, который толковал про него, показывал…
— Стоп, не сейчас, — вовремя нажал на тормоза профессор. — Потом расскажешь.
— Вас прислал Шива — спасти нас. — Старик засмеялся, довольный.
Индиана тревожно подумал, что если собравшаяся куча доходяг подчиняется брахману, то управиться с ней будет сложновато.
— Нас никто не присылал сюда, мы направлялись совсем в другую сторону, — гость постарался как можно убедительнее растолковать старцу ситуацию. — Наш самолет разбился.
Лилиан разжевала еще популярнее:
— Да, самолет разбился. Бам и бух. Это такая большая железная птица.
— Нет, нет, — со смехом возразил старец, как будто разговаривал с несмышленышами. — Мы молились Шиве, приносили ему фрукты и сладости, чтобы он помог вернуть камень. Шива смилостивился и заставил вас упасть в этот поток, бегущий с Крыши Мира, из его дома… Вы отправитесь во дворец Дхангархи, найдете Шива-лингу и вернете нам.
Старик махнул сучковатой рукой, словно приглашая на экскурсию. Индиана знал, куда поведет их брахман — к деревенскому святилищу, постройке из кирпича-сырца, или вообще к древнему дереву с большим дуплом, в котором раньше хранился Шива-линга.
