Пашка.
– Поздно! Я уже надорвался, – сурово отрезал Дуся и стал спиной загораживать незнакомца.
Тот, видимо, понял его неправильно, потому что стал тыкать ему в карман брюк перстень. Конечно, Дусе пришлось взять – не станет же он сам выкидывать такие драгоценные вещи прямо возле мусорных бачков!
– О! А это кто там? – сразу же узрел мужчину в плавках Пашка. – Чего он там делает?
– Он... его надо к нам, в хозблок, – серьезно заявил Дуся. – Это... это журналист! Хочет рассмотреть жизнь роддома изнутри. Поэтому... Ну чего стоишь! Давай спрячем его в тюк и поволокем. Я ж один не управлюсь!
Пашка по инерции ухватился за угол куля и вместе с Дусей они покорячились к черному ходу.
– Ну... ну, блин, ваще... – пыхтел Пашка. – Чего он такой откормленный-то? Слышь, Дуся, а как он жизнь роддома изнутри рассмотрит, если мы его в хозблок затолкаем?
– Да ему какая разница, что смотреть... – пыхтел Дуся, таща поклажу к отдельно стоящему небольшому кирпичному строению. – Пусть... пусть смотрит, что у нас в хозяйстве имеется. Это ж не военная база, не страшно...
Они дотащили мужчину до строения, Дуся открыл ключом двери – все знали, что ключи лежат под крыльцом, но все делали вид, что это никому не известно, и мужчина вылез из тюка.
– Ну, мужики, спасибо! Век не забуду. Меня часов в шесть откроете, и все нормально будет, ага?
– Ага... – буркнул Дуся.
– Ты хоть халат черный на себя нацепи, вон, чей-то старый висит, – посоветовал Пашка.
Мужчина послушно ухватил халат и натянул на себя. Халатец оказался коротковат, из-под подола торчали сиротливые волосатые ноги, а рукава едва доходили до локтей, но мужчина сразу почувствовал себя намного увереннее.
– Ты еще поройся аккуратненько, здесь на тряпки старые одеяла оставляют... – снова посоветовал Пашка, но Дуся уже тянул его из хозблока.
– Ну все, пойдем, а то кто-нибудь заметит... Ты, мужик, если кого услышишь – зарывайся в тряпье, и ни гу-гу. Хотя... у нас сюда почти никто не заходит... В последний раз только роженица... мать троих детей приходила, встречу с мужем здесь назначала, наши девчонки ей ключи давали, так это было еще по весне. Так что... до шести продержишься.
И Дуся, утянув Пашку за рукав, быстро направился к зданию роддома, сжимая через карман приятный комочек прекрасного перстня.
– Скажи гад, да? – обиженно выпячивал нижнюю челюсть Пашка. – Мы его, значит, перли, прятали, а он нам... ну хоть бы по сотке сунул за старания! Скупердяй!
– А как же обыкновенная доброта? – прищурился Дуся от справедливого гнева. – Ты уже без денег и шагу ступить не можешь! А если у человека горе? А если у него эти сотки... если ему даже положить некуда эти сотки, тогда как? Вот прихватила его беда, и пожалуйста – выскочил раздетым, на холод! У человека горе! Катастрофа, несчастье!
– А чего такое-то? – выпучился Пашка.
– Да от любовницы удирал, к той муж заявился.
– А-а... вот эти мужья... Ну нет чтоб жене позвонить, да? Дескать, встречай, любимая, еду, через полчаса буду, так они... я так вот своей каждый раз звоню... – похвастался Пашка и вдруг замер. – Слышь, Дуся... а на кой хрен я-то как дурак своей звоню каждый раз?! Вот, блин, баран! То-то я смотрю... прихожу, а она вся такая красная... раскрасневшаяся, и все чего-то под стол да под диван ногой заталкивает!
– Думаешь – любовника? – вмиг посерьезнел Дуся.
– Да нет... но его носки – запросто! Или там, может, галстук какой...
– Да ну! – успокоил друга Дуся. – Какой дурак к твоей Вальке в галстуке приходить будет? Да ну, на фиг... Да к ней и вовсе никакого любовника не затащишь! Она ж у тебя страшная как смертный грех!
– Че-е-егоо-о-о?! – вытаращился Пашка. – С чегой-то моя Валька страшная, а?! Да она... она... ну не красавица, конечно, так это потому что... это потому что она рябая вся! Ну и что! А у тебя-то самого, можно подумать, дома красавица, да?!
– А я не женат! – парировал Дуся.
– Вот! – победно ткнул пальцем прямо в брюхо Дусе Пашка. – За тебя даже никакая рябая не пошла! А я... Я – муж! И моя Валька... у нее знаешь сколько любовников! Ха! Да у нее полгорода! У нее... блин! Ну если хоть одного встречу – удавлю!
Так, мило переговариваясь, они дошли до корпуса. Дела разбросали их по разным этажам. Голова Дуси все так же продолжала раскалываться, но на нее уже не хватало времени, потому что почти одновременно привезли четырех рожениц, и отчего-то обязательно надо было тащить их на носилках, будто бы они сами не могли дотопать! Нет, трое-то потом с носилок спрыгнули и робко посеменили к Людмиле Ивановне в приемный покой, а вот одна... ну такая вредина попалась, прямо ни на минуту не отпускала от себя санитаров, и Олег с Дусей прямо-таки взмокли, таскаючи ее с этажа на этаж, а сзади еще бежала медсестричка Раечка и жужжала в самые уши:
– Не вздумайте уронить, у нее, говорят, муж такая шишка-а-а!
Дуся измотался с этими носилками, как верблюд, и уже поглядывал на часы – когда же кончится смена, когда к нему подбежал запыхавшийся Пашка.
– Дуся! Евдоким! Ну оглох, что ль?!! Филин! Иди сюда! Быстро иди!
Дуся быстро идти не хотел, у него как раз выдалась спокойная минутка, и Ирочка – медсестра с третьего этажа – угощала его чаем.
– Дуся!
– Ну чего тебе? – нехотя повернулся тот. – Вот, Ирочка, как тяжело быть добросовестным работником – всем тебя надо, все тебя куда-то тянут, как куклу резиновую...
Ирочка фыркнула, а у Пашки вытянулось лицо:
– Какая кукла! Иди сюда, говорю!
Дуся вальяжно отставил чашку с отбитой ручкой и подошел к другу.
– Дуська! Наш мужик того... помер, кажется! – с побелевшим лицом прошептал Пашка прямо в лицо Дусе.
– Ты чего мелешь-то? Какой мужик? У нас в роддоме одни тетки!.. – начал было Дуся, но вдруг вспомнил про незадачливого любовника, которого они должны были освободить в шесть вечера, но так закрутились, что и про время забыли. – Погоди... как помер? Задохнулся, что ли? Так там же... отчего он помер-то, гад такой?! Мы ж его как человека, а он...
– Пойдем, – тянул его за руку Пашка.
Они потихоньку направились в хозблок.
– Понимаешь, я на время смотрю – уже восьмой час, – торопливо рассказывал Пашка. – Ну, думаю, Дуська – обормот, наверняка про мужика забыл. А я, думаю, сейчас его выпущу да попрошу, чтоб вознаграждение дал, чем черт не шутит, вдруг и впрямь не откажет. Ну и... подкрадаюсь к хозблоку, подкрадаюсь... Открываю, а он... да сам смотри... только тихо, не ори, а то услышит кто-нибудь...
Он открыл двери, и Дуся увидел страшную картину – посредине маленького помещения лежал одетый в халат мужчина, и вся его голова была в крови. С первого взгляда было понятно – человеку уже ни один врач не поможет.
– Ну, е-е-е-мое... – растерянно протянул Дуся. – Ну, блин... в кои-то веки хотел доброе дело сделать, и такая невезуха! Ну чего стоишь – вызывай милицию.
– Ты чего – чокнулся совсем? – испугался Пашка. – Какая, к черту, милиция? Нас же моментом загребут! Не-е-е, никакой милиции! Давай все закроем и дуем отсюда! Пусть... пусть как будто мы ничего не знаем!
– Ну как не знаем-то?! – кипятился Дуся. – Они ж все равно выяснят! И вот тогда получится, что это точно мы его укокошили! Вот ты как будто не знаешь! Обязательно найдутся всякие там свидетели, которые видели, как мы этого мужика в куле тащили! А потом еще скажут, что мы тащили его уже мертвого! Ну, дескать, прямо возле мусорных баков прикончили, чтобы он к нам мусор не кидал, а потом... потом сами же и спрятали! Ну, на фиг! Надо вызвать и все рассказать!
– Да иди ты, знаешь куда! – рассвирепел Пашка. – Ты у нас богач, откупишься, а мне точно придется
