другого! Ну неважно, говори, да сильно на одном месте не топчись, – невежливо перебил бывшего друга Дусик. – Рассказали мне, что у вас все было классно – и девочки хорошо получали, и вы были не в обиде, и вся лафа длилась, пока у вас не закончился срок аренды...
– Ну да, – мотнул головой Пашка. – А он вот... двадцатого числа заканчивается. Ну и тот хозяин, пар- разит... никак не хочет нам аренду продлять. Такую сумму заломил – с ума сойти! Но мы бы и эту сумму выплатили, но только где ее взять?! В кредиты мы уже влезли по самую макушку, больше не дают, так, по знакомым насобирали, но все равно не хватает. Вот я к тебе и прилип... А ты... сволочь!!!
– Ну это понятно, я вообще у маменьки как-то не удался, – мотнул головой Дуся. – Ты про себя рассказывай. Чего ты про Валькин бизнес мне тут поешь? Я ж тебе говорю, это я и сам знаю...
– Дусь, я ж тебе говорила, что им деньги не на ребенка нужны, – втиснулась в мужской разговор Раечка. – У них этих детей и без лечения знаешь сколько быть могло!
– Могло! Да если б я еще знал, что они все мои! – не выдержал Пашка и заскрипел зубами.
– Понял... – опять мотнул головой Дуся. – Выходит, ты парня этого из-за ревности пришиб?
– Да не выходит!!! Ни хрена не выходит!! Подставили меня!
– Уй ти бозе мой, – закартавил Дуся. – Обидели мальцика, хотели дулю, дали пулю...
– Да не придуряйся ты, серьезно ж говорю, – как-то враз осел Пашка. – Раиса, сигарету дай...
Раечка и сигарету принесла, и даже ничего не сказала на то, что Пашка дымил прямо в ее ухоженной комнате.
– Правда... подставили... Колька Омченко... У нас с ним гаражи рядом, ну и... мы с мужиками частенько в гаражах вместе собираемся – выпить там, потрепаться, гайками пошебуршать...
– Ну это ясно, не тяни! – ткнул Пашку Евдоким. – Ближе к делу-то.
– А куда ближе... ну... короче, у этого Кольки жена тоже... ну, в общем, не строгих правил. И все мужики в гаражах над нами откровенно издеваются. Ну, типа, мы рогоносцы, туда-сюда... Нас даже ласково так «барашками» называют, чтоб не совсем козлами и чтоб нам не так обидно было. И ведь он-то свою и бил смертным боем, и под замок сажал – ну все равно, убегает зараза, и все! Я-то свою не трогаю...
– Еще бы! – подсказал Дуся. – Тронь ее – и останешься гол как сокол.
– Ну!.. Да причем здесь гол! – спохватился Пашка. – Просто... ну не принято у нас так, не заведено!
– А что ж, Валя дура, что ли. Догадалась, какие порядки заводить! – снова не утерпел Евдоким.
Но сейчас на него накинулась даже Раечка:
– Дуся! Ты не с бабками на лавочке! У нас допрос!
Евдоким прикусил язык, а Пашка продолжал:
– Короче... Этот Глохов... он к Колькиной жене намылился бегать. Ну у Кольки Альбинка вообще картинка, она его моложе лет на пятнадцать и, если б в городе жила, никогда б на Николая даже не взглянула, а он ее из деревни вывез, одел-обул, у себя поселил, но прописывать не стал, чтобы девочка развестись да квартиру оттяпать не догадалась. Ну девочка и терпит все из-за жилья. Терпит... да, видимо, не все. Нашла ценителя своей красоты.
– Ну правильно: Глохов – это не твой Колька, – фыркнул Дуся. – Молод, красив, богат, с хорошим будущим. Правда, немножко женат...
– А чего ты думаешь, он ей про жену докладывал? – выпучил глаза Пашка. – Он же ее и вовсе замуж не звал, так просто – ходил налево, а Альбинка... дура... из-за него побои принимала. Но Колька понял, что может ее как-нибудь и зашибить ненароком, потом сидеть замучаешься, ну и решил другими методами бороться.
– Подсунуть ему твою Валентину, да? – скривился Дуся. – Вот уж никогда не поверю, чтобы Валя твоя могла заменить какую-нибудь девочкукартинку!
– Да там все не так было... дай еще закурить...
– Расскажешь – получишь сигарету, – строго заявила Раечка, – говори дальше.
– Короче, в тот раз как вышло... Глохов этот, как всегда, выждал, когда Колька на работу отбудет, и сразу к Альбинке. А та ждет, все как надо. А тут... черт его знает, откуда Колька прознал, ну, в общем, только у них все дела завязались, Колька и нарисовался! Глохов, ясное дело, как увидел мужа своей Брунгильды, так сразу понял – убьет! Ну и прямо в трусах дунул куда глаза глядят. А у Кольки дом: куда ни глянешь – в наш роддом глазами упрешься. Ну и... Короче, дальше все ты сам сделал: встретил, договорился, что спрячешь, спрятал...
– Так ведь я-то при чем? – не понял Дуся. – Я помог человеку. А... погоди-ка, а что, этот Колька следил за нами, что ли?
– Ха! Он не только следил! Он такое выдумал!!! – горько усмехнулся Пашка. – Конечно, он видел, как мы Глохова в сарае спрятали, а потом... потом он увидел меня и... и тут черт его дернул такую пакость мне сделать!
По словам Пашки, дальше события развивались так. Услышав, что парня надо открыть в шесть, Колька понял, что время у него есть, а Пашка, который так предательски прячет любовника собственного товарища, должен за такие поступки поплатиться. И тут же сбросил на телефон Валентины эсэмэску. «Милая Валюша! Ваш преданный любовник ждет вас там-то и там-то. Приходите немедленно, я уже готов и сгораю от любви. Ключик от сарая там-то и там-то. Жду тебя, моя куропаточка», – вот что примерно написал паршивец Колька. А может, там были и другие слова, кто теперь вспомнит, но дело в том, что Колька не ошибся – «куропаточка» прилетела буквально через полчаса. И вот когда Валентина вошла в сарай, Колька уже звонил Пашке и возмущенно орал:
– Ну ты че, блин, совсем?!! У тебя твоя же жена прямо под носом с любовником кувыркается! Ну ты бар-р-р-ран!
Конечно, такого Пашка вытерпеть не мог. Чтобы его Валька так обнаглела?! Нет, она, конечно, дама гулящая, но меру знает! И все же он пошел в этот хозблок. Да какое там «пошел»! Побежал! Понесся! Полетел! А там...
– Понимаешь, я же был уверен, что она не станет хвостом крутить у меня под носом! – яростно объяснял Дусе Пашка. – А если б кто из персонала зашел! А там такая картина! Он у нее на коленочках лежит, глазки закатил, и весь – в чем мать родила! Нет, ну трусы я не считаю. А она... ты бы видел ее лицо! Ну душка! На меня никогда в жизни так не смотрела, даже в медовый месяц! И так меня все... короче...
– Ты его сразу ломом, – подсказал Дуся.
– А что делать-то?! Я уж тогда и вовсе не думал, что делаю, во мне все как будто... как черную тряпку на морду накинули – ничего не вижу, не соображаю, рука сама лом схватила, и пошел я...
– Дуся, а откуда ты про лом знаешь? – с восхищением спросила Раечка.
– Да я его по этому лому и вычислил, – просто объяснил тот. – Помнишь, ты придумала, как Сэя будет убивать сына? Ну что-то говорила про то, что женщина тоже может мужика замочить, если ломом. И меня тогда осенило – точно! Ломом! Правда, не сразу осенило, я еще в ванне для этого сидел, но не суть... И ведь главное, в этом сарае только санитары лом прятали, и только они знали, где этот лом растреклятый! Потому что наш сторож всегда свой инструмент куда-то девает, и если метлы там разные ему выдают, то лом у нас один на весь роддом, и почему-то всегда у меня его спрашивают или у Пашки. Вот мы и решили прятать. И получается, если не я, то... Непосвященный в горячке сразу бы и не нашел, а вот если знаешь... Я потом, когда к Беликову за увольнением ходил, специально все просмотрел – нет лома!
– С ума сойти! Какой же ты умный! – округлила глаза Раечка.
– И еще... – не унимался Дуся. – Почему Глохова на свалке-то нашли? Потому что Пашка его в тряпье завернул, да в мусорный бак и выкинул, точно ведь?
– Ну да... в старую матрасовку, – кивнул Пашка. – Даже в две, только одна слишком уж рваная была... А куда мне его было?!! Там в этом сарае вообще ничего не нашлось! Я специально побежал в роддом, чтобы тряпья достать, а тут еще тебя черт принес – там убитый! Труп! Еще и за милицией кинулся! Я тогда вообще чуть не поседел. Хорошо, что Валька рядом была, в шкафчике спряталась, ты ее не видел тогда – мы с ней махом этого горемыку в матрасовку и... Валюшка у меня женщина сильная, одна его до баков доволокла, пока я за тобой следил.
– Ну это понятно, только вот одно не ясно: как же ты на глазах у собственной жены крушил парня, а она что же, молчала? Почему криков-то никто не слышал?
– Ой, я тебя умоляю! – поморщился Пашка. – Может, и слышал кто крик, да ведь женский крик из роддома кого удивит? Ну тяжкие у тетеньки роды, ну покричит да уймется, все мы так рождались, ты прям
