По всем правилам, описанным в многочисленных книгах, сын немедленно должен был кинуться на шею матери с раскаянием. Но Пашке книги читать некогда было, и Василиса, вздыхая, гордо удалилась, не дождавшись сыновьего раскаяния.
В горькой задумчивости добралась она до дома. Возле подъезда сидела незнакомая худая тетка с клетчатой китайской сумкой, которая, завидев Василису, спешно вскочила, будто ее и дожидалась.
– Матушка, помоги!
Василиса скривилась. Уж кому-кому, а этой старушенции она в матушки никак не годится.
– Помоги, мне в аптеку надо, а у меня этот баул, боюсь, не дотащусь или опоздаю. Ты уж посиди, голубушка, покарауль, я мигом, туда и обратно, – протараторила тетка и унеслась, шлепая грязными подошвами.
Василиса присела на скамейку и задумалась. И что же им теперь с Люсей делать? Как себя обезопасить? Проще всего, конечно, сидеть дома и не высовывать носа на улицу, но этот вариант отметался сразу. Во- первых, сколько так сидеть? Никто ведь к ним не придет и не скажет: «Все, вы свободны, можете гулять где угодно и сколько угодно». Во-вторых, через месяц, ну, может, чуть позже, у Ольги свадьба, а к ней надо готовиться, в-третьих, у них с Люсей щенок. Да и потом, есть ведь еще разные в-пятых и в-седьмых. Так что сидеть дома – не выход.
– Вот она! А ну-ка! – К Василисе вдруг подскочила растрепанная соседка из второго подъезда. С ней рядом толкалась еще одна тетка. Женщина рванула клетчатую сумку и стала вытягивать из нее влажную простынь, наволочки с заплаткой, розовые дамские трусы и полинявшую сорочку.
– Что вы делаете?! – возмутилась Василиса, вырывая из ее рук и запихивая белье обратно в сумку. – Совсем совести нет, по чужим сумкам лазают!
– Катя! Нет, ты глянь! Уперла мое белье с веревки, в свою торбу запихала и еще меня совестит… Ах ты ж, паскуда! А ведь вроде почтенная бабка… Отдай, говорю! – вцепилась растрепанная соседка в сумку.
Василиса встала за доверенную ей поклажу горой.
– Да что ж такое? Ну что за люди, даже присесть нельзя – сумки с руками рвут! – Она отрывала цепкие пальцы соседки от ручек сумки, отбрыкивалась и даже отпихивала соперницу ногой.
Бабища-соседка уступала Василисе в росте, зато брала шириной. Она сперва тащила сумку двумя руками, потом ухватилась одной, а второй исхитрилась вцепиться Василисе в волосы. За это получила от той два раза под зад, но рук не разжала. К борьбе подключилась вторая тетка, вторую звали Катей. Физического проку от нее было мало, поэтому она выла сиреной, призывая прохожих к сочувствию.
– Ой! Лю-у-ди-и добрыя-а-а! Это чаво ж деится-а! Ужо на рейтузы зарются-а! На наволочку с заплатой! И хде ж тая милиция-а?!
Кто-то ей посочувствовал и милицию вызвал. Та, как и полагается, не появилась. Тогда жильцы стали бороться с хулиганством самостоятельно – бабушка со второго этажа, например, вылила на головы драчуньям тазик холодной воды. К ней присоединился сосед с пятого этажа и помог ведром ледяной влаги. После этого он пригляделся и возмущенно скомандовал:
– Отставить! Мы поливаем нашу Василису Олеговну. Она у нас в подъезде живет.
Поливали, конечно, все троих женщин, сгрудившихся вокруг сумки, потому что те уже сцепились, точно сиамские близнецы, но публика теперь была на стороне Василисы.
– Василиса Олеговна, ты ее за лохмы хватай! Нечего на наших соседок кидаться! – кричали из окон, а понабежавшая откуда-то ребятня так просто скандировала, как на стадионе: – Ва… си… ли… са!
В конце концов на крик выскочила Люся и заорала, точно паровоз:
– Слу-у-шай сюда! Василиса, немедленно отдай тряпье! Отдай, говорю… А вы заберите свое белье, большое вам спасибо. Это была проверка бдительности у граждан. Всем спасибо!
Люся рявкала так убедительно, что ее заслушалась даже мокрая Василиса. А соседка, державшая ее за волосы, и вовсе скрючилась в подобии реверанса. Но едва ее пальцы ослабли, как Люся рванула подругу за руку и, не дав опомниться, поволокла домой.
– Все, Вася, завтра идем покупать тебе нижнее белье, – объявила она ей, едва за ними захлопнулась дверь квартиры. – Не дело это. Что ж ты на чужое-то вдруг позарилась?
Растерянная Василиса прошла в ванную. Выглядела она неважно – с одежды мутными ручейками стекала вода, шея была изрядно поцарапана, на скуле краснела ссадина, а самым обидным было то, что противной бабе все ж таки удалось вырвать из прически Василисы солидный клок. А волосы Василиса берегла, чуть ли не каждый пересчитывала. Да только много ли их там считать! У нее и смолоду сквозь локоны череп проступал, а теперь-то и подавно. А тут еще эта!..
Руки Василисы Олеговны тряслись от негодования.
– Люся, ты послушай! Думаешь, мне эти заплаты нужны были? – Появилась она на кухне, где Люся пекла блины. – Я даже не знала, что в сумке лежит!
– Тем более, чего тогда вцепилась?
– Понимаешь, – попыталась спокойно объяснить подруга. – Меня женщина попросила: посиди, мол, покарауль, а я сбегаю в аптеку, а то с этой торбой тяжело, вдруг не успею. И только она ушла, как эта бабища налетела. Понятное дело – я стала защищать чужую сумку.
– А она что?
– Она? Она меня оскорбляла.
– Нет, я имею в виду ту, которая побежала в аптеку?
– Так она еще не знает, что у нее сумку стащили. Думает – я до сих пор сижу, караулю, – вздохнув, проговорила Василиса и затолкнула в рот блин.
Люся покачала головой:
– Ты, Вася, на время посмотри.
