приезжали родственники, но сама Арина весьма неохотно покидала дом, ей гораздо больше нравилось принимать их у себя. Главное место на всех праздниках занимала мама Остапа и Андрея – Вероника Мефодиевна, рыхлая, дебелая женщина, обремененная огромным чувством справедливости. Казалось, это самое чувство выпирает из нее со всех сторон валиками, наплывами и складками. На таком же почетном месте сидел брат Андрей – личность весьма невоспитанная. Андрей был из так называемых братков и очень этим кичился. У него всегда разговор крутился только возле каких-то денежных проблем, и он, ковыряясь в зубах, любил учить, как делать деньги из воздуха. Правда, жена Андрея, Полина, совсем на него не была похожа. Просто удивительно, что их объединяло. Полина – тихая, скромная и очень умная женщина, с тонким красивым лицом – всегда сидела на семейных сборищах несколько особняком, и было ощущение, что ее изрядно тяготит общество родственников. Арина же относилась к родственникам с легкой иронией. «Наша стая» называла она их, усмехаясь. Правда, с того момента, как материальное положение Львовых резко подпрыгнуло вверх, Арина начала заметно перед Андреем лебезить. Видимо, именно младший братец помог Остапу оседлать-таки удачу. А потом у братьев стали возникать ссоры, и достаточно крупные. Одна из них разгорелась незадолго до гибели Андрея.
– Простите, а что, Андрей погиб? – не утерпела Василиса.
– Да, уже четыре месяца прошло. Но… там все так неясно. Я не знаю ничего толком про его гибель, сразу говорю, – предупредила Римма, облизывая ложку. – Ну, так на чем я остановилась?
– Вы говорили про ссору, – напомнила Люся.
…Так вот, та ссора разгорелась из-за смешного, даже, можно сказать, нелепого случая. Дело было в следующем. К тому моменту Остап уже вовсю писал, то бишь малевал, портреты и имел успех. Что уж там кому нравилось, неясно, но заказы шли. Однажды в дом Львовых прибежал веселый Андрей и с порога прокричал:
– Братан, ставь бутыль! Я тебе, в натуре, башли припер! Бери заказ!
Как выяснилось, Остапу заказал портрет один из видных боссов всей криминальной кучи, некто Чикин.
– Ты, слышь, расстарайся. Ему на именины, сам понимаешь.
– Я понимаю, – вальяжно развалился но диване художник, изображая легкую усталость от искусства. – Ну ты мне хоть фотографию его принес?
– Обижаешь.
– Ну тогда… пару слов о нем скажи… эдакий словесный образ…
– Да какой у него образ? Ну, я не знаю, он такой невысокий, шустрый… ему сорок пять исполняется. Жену любит, сынишку. Кстати, сыну у него одиннадцать. Такой прикольный перец! Прикинь, этого Чирина вся окраина боится, а сынок из него такие фигуры лепит! Он мне сам рассказывал. «Ты, – грит, – батяня, мне один японский стих напоминаешь». Ну, Чирин ему так ласково: «Почитай, сынок, я обязательно выучу, вот те крест во все пузо!» А тот и прочитал: «Ловкая древесная обезьяна помогает продавцу кирпичей. Дергает за веревку. Дивные звуки!» Из газеты малец вычитал. И что ты думаешь: наш Чикин выучил и даже декламировал пару раз. «Посвящается мне!» – орал, пока жена не объяснила, в чем там соль. Ну ты, это… для портрета не надо. Короче, твори.
На следующий день портрет был готов, и Остап, как и всегда, передал Андрею подарочную коробочку. Он как-то по-особому упаковывал каждый портрет. Картины писались непременно на платках, и упаковать их было несложно. Вечером того же дня Андрей принесся обратно, точно ураган. Он, как и положено, преподнес коробочку юбиляру, тот достал творение Остапа, нарисованное красками на платке из дорогого шелка, и вспотел от негодования. Под портретом кроваво-красными буквами шла надпись: «Древесной обезьяне». Присутствующие с огромным трудом сдерживали хохот, только Андрею было не до смеха – он же запросто мог лишиться головы. Ну и ясно, Андрей, примчавшись к брату, изрыгал проклятия на его голову, а тот клялся, что ничего подобного не писал. И их обоих можно понять. Зачем Остапу выделывать такие штуки – он над каждым клиентом трясся. Станет известно про такой его выкрутас, к нему на километр никто не подойдет. А на что жить? Опять работать «курощупом»? А Осенька уже успел привыкнуть к хорошей жизни. Ну а Андрею и вовсе это не надо – запросто можно, доведя босса до гнева-то, пулю схлопотать. Инцидент тогда как-то сам собой замялся, но братья долго дулись друг на друга.
– И что же, братья больше не общались? Ссора навеки? – спросила Василиса.
– Да нет, через какое-то время снова стали встречаться. Мне кажется, их объединял совместный бизнес. Андрей же бескорыстно ничего не делал, и от тех клиентов, которых он «художнику» подбрасывал, тоже, вероятно, ему перепадало. А может, и еще почему. Остап ему был нужен.
– А кто же убил Андрея? Может, Чи… ну эта… «древесная обезьяна»?
– Не знаю. Хотя подумайте сами: если бы тому захотелось, он его прикончил бы прямо там, на юбилее. Честно говорю, ни о смерти Андрея, ни о гибели Арины ничего не могу сказать.
Василиса мусолила карандаш. Люся, глянула на пустую креманку Риммы и заказала ей еще мороженого. Пока она съест, не уйдет ведь, а будет есть – будет и говорить.
– Римма, вот вы рассказывали, что Арина никуда не любила ходить… А муж ее, наоборот, заявил, что к портретам его потянуло после того, как Арина заявилась очередной раз домой пьяная. Она была неравнодушна к спиртному?
– Да ну что вы! Просто мама Остапа, Вероника Мефодиевна, любила изредка побаловать себя наливкой собственного приготовления. А чтобы совместить полезное с приятным, в таких случаях она неизменно приглашала к себе на собеседование невесток. Не знаю, как уж там Полина, а Арина приезжала от свекровушки домой в весьма непотребном виде. Она ужасно казнила себя потом, но отказаться совершенно не могла, старуха умела настоять. Остап злился, но маменьке слова поперек тоже сказать не отваживался. Вот и приходилось ему периодически терпеть неприятное зрелище – пьяную жену. Кстати, меня всегда это злило, сам защитить жену от матери не мог, а Арине потом выговаривал. Но разве кому-то есть дело до моей злости!
Люся поерзала на сиденье.
– А вы уверены, что ваша хозяйка была настолько безгрешна? Может, у нее где-то на стороне друг имелся?
– На друга время надо, а она все больше дома околачивалась. Один раз, правда, звонил ей мужичок… Тарасов какой-то. Ну так, похоже, у них с ним никакой сердечности не было, потому что Арина на него прямо-таки рычала.
