Когда Зинаида наконец вернулась в свою комнату, которую заботливо на скорую руку прибрала Юлька, там сидели вчерашний господин, Вероника Моткова и еще какой-то невзрачный мужчина в темном пуловере и джинсах.
– Ну, вот и наша героиня! – воскликнул вчерашний господин так, будто в комнату вошла пятилетняя именинница.
– Простите, не знаю, с кем имею честь… – напыщенно дернула головой Корытская.
С ней рядом сидел Игнатий, она прекрасно наложила макияж, даже в чей-то красивый халат принарядилась, то есть выглядела изумительно, а потому могла себе позволить покочевряжиться.
– Ой! Зинаида, ва-аще, блин! Это ж мой папик! – гаркнула живая и здоровая Моткова, но, поймав взгляд отца, вдруг кардинально переменилась. Откашлялась, смущенно повела плечами и перешла на нормальный русский язык: – Зинаида, это мой папа, прошу любить и жаловать.
– Вы хотели узнать подробности дела, я вас правильно понял? – вежливо спросил Мотков. – Я вам привез товарища, и он уже сейчас может кое-что прояснить. Думаю, его рассказ будет интересен для всех.
Зинаида так яростно мотнула головой, будто пыталась лбом забить гвоздь.
– Ну, вот и славно. Говорите, Евгений Николаевич.
Евгений Николаевич не стал попусту тянуть время, откашлялся и начал говорить.
Самостоятельная жизнь Татьяны Боевой с самого начала сложилась как-то не так. Она вышла замуж по глубокой любви и выворачивалась наизнанку, пытаясь стать идеальной женой и единственной женщиной для своего супруга. Но мужья не всегда ценят эдакую самоотдачу, и Татьянин муж, в благодарность за все, изменил ей с ближайшей Таниной подругой. После такого предательства она не стала рвать на голове волосы в клочья, истекать слезами, а как-то в одночасье к мужчинам остыла. А заодно и к женщинам. Нет, она великолепно общалась с представителями любого пола, но никого больше не допускала к себе ближе, чем на вытянутую руку. Единственным богом для нее стал Вадим, ее ребенок, ее сын, которому и достались и вся ее любовь, и нежность, и обожание. Пока мальчик рос, ей было легко его лелеять и холить, но как только повзрослел, для Татьяны наступила тяжелая пора. Парень влюбился. Причем безответно, да еще в такую оторву, которая и ногтя драгоценного Вадима была не достойна. И эта оторва жила на одной лестничной клетке с ними.
– Господи, Кристина, посмотри на себя! Хоть ногти постриги, что ли? – каждый день колола девчонку Татьяна.
Однако на отношение к девчонке сына это не влияло никак. Дальше больше. Девчонка подрастала и стала понимать, какое влияние имеет на парня, который старше ее на пять лет. И начала куражиться. Сначала это были невинные детские шалости: она при всех требовала конфет или мороженого и ни в чем не знала отказа, парень с восторгом подчинялся. И кое-кто даже поговаривал, что они дружат.
И, может, из-за этих слухов пришла как-то к Татьяне мать Кристины, тоже одинокая женщина – Елена Сергеевна, и предложила открыть свое дело.
– Я кредит в банке возьму, ателье открою, а вы можете бар небольшой организовать при ателье этом. Я слышала, вы официанткой работаете?
Женщины тогда проговорили до поздней ночи, а утром Татьяна тоже стала собирать бумаги для кредита.
Татьяне думалось, что бар раскрутится быстрее и доходов принесет больше, а вышло не так. Елена заняла ту нишу, которая пустовала, и продукция ее ателье была мгновенно востребована – полных, низеньких, неуклюжих женщин на свете куда больше, чем дам с идеальными фигурами, а баров было великое множество. Собственно, Татьяна могла бы это перенести, в конце концов, ее дело позволяло ей кушать бутерброды с икрой, и вовсе не с кабачковой. Но вот Кристина! В ее отношениях с Вадимом начался новый виток. Девчонка постоянно подчеркивала, что она – дочь директора, а он – всего-навсего сынок подчиненной ее матери. Парень не обращал на это внимания, а вот Татьяна страдала. Кристину же злило спокойствие ухажера. Чего она только не придумывала, чтобы вывести того из равновесия.
– Тань, ты слышь-ка чаво… – каждый день встречали словоохотливые бабуси Татьяну на лавочке возле подъезда. – Эта-то шельма, знашь, как твово Вадьку изводила седни? Дай-ка скажу! Она тако удумала…
Короче, что удумала шельма и как от этого должен был страдать Вадим, знал весь двор. Татьяна бесилась. Она не раз ловила Кристину и пыталась ей втолковать, что если только…
– А что вы мне сделаете-то? – нагло усмехалась девица ей в лицо. – Лучше скажите своему сыночку, чтоб перестал за мной таскаться. Надоел уже.
Татьяна и к Елене Ивской обращалась. Та обещала поговорить с дочерью, но от тех разговоров становилось только хуже: девчонка перед всем двором позорила парня, мол, тот бегает жаловаться к мамочке.
Потом Ивские переехали. Но не изменилось ничего. Елена теперь жила в роскошной квартире, в доме напротив, у Кристины появились новые, крутые дружки, а Вадька так и продолжал бегать за Кристиной. Елена Ивская тоже преклонялась перед своим чадом, поэтому и не отказала дочке, когда та попросила машину.
– Мам, ну у нас уже все ездят, одна я, как лохушка! – ныла шестнадцатилетняя краля каждый вечер.
– Но, доченька, тебе все равно еще нельзя ездить. Восемнадцать исполнится, тогда…
– Ага, им хорошо, они ездят, и никаких восемнадцати никто не спрашивает… а ты… Я же не виновата, что у меня папа слесарь, а не какой-нибудь начальник! Не могла, что ли, нормального мужика выбрать?
Денег на машину не было, но у Кристины неумолимо приближался день рождения, и мать решила дочурку порадовать. А деньги… что ж, ничего особенного не случится, если сотрудники немного подождут. Так у Кристины появилась новая машина.
– Эй, лопушок, – высунулась однажды Кристина из окошка дорогой иномарки, когда Вадим с матерью направлялись домой. – Ножками – оно конечно для здоровья полезней. Тем более, когда голова не работает!
Она уже не стеснялась Татьяны!
