– Ну что? Приступим к обсуждению торжества, – Ольга вытащила записную книжку и ручку. – Вы уже решили, сколько приглашенных?
– Я думаю… Даша, сколько ты считала?
Даша ответить не успела, раздался звонок в дверь. Лев пошел открывать и вернулся с Сергеем.
– Дорогие дамы, – гремел хозяин дома. – Рекомендую – директор нового сыскного агентства «Лава» Сергей Сергеевич Котятич. Прошу любить.
Сергей не разделял радостного настроения Льва, напротив, был угрюм и сосредоточен.
– Боюсь, что я не вовремя, – с явным нежеланием начал он, – но вам все-таки придется меня выслушать.
– Всем на пол? – дурачилась Саша, она давно не видела Сергея, поэтому даже его хмурость не портила ей настроение.
– Я был в командировке, – даже не заметив шутки, продолжал тот.
– Неужели закончил-таки это дело? В самом деле раскрыл?! – дошла наконец до Ольги вся серьезность ситуации.
– Нашел, – прозвучало, как выстрел.
– Интересно послушать, – Валерия уселась поудобнее.
– Сейчас лучше увидеть, чем услышать. – Сергей сел на диван и стал доставать фотографии. Его напряжение постепенно передалось остальным. Фотографии ложились на стол одна за другой. Улицы Калинска, роддом, Алла Викторовна на больничной койке, дом инвалидов…
– Кто это? Лер, это Валька? – Саша держала фотографию Максима Стоцкого.
– Дай! – резко рванула снимок Валерия.
Последней на стол легла фотография двадцатилетней давности – свадебное фото Аллы и Григория Стоцких. Валерия была спокойна, только мелко дрожала в руке длинная, тонкая сигарета.
– Сначала я во всем винил Григория…
– Нет! – резко перебила Валерия. – Нет! Виновата была только я. Он и не знал ничего. Даша, принеси, пожалуйста, ручку и бумагу для Сергея Сергеевича, ему придется много писать, а мне, если можно, что – нибудь выпить.
Даша тихонько вышла, уведя с собой детей. Саша, боясь верить словам подруги, нервно закурила. Ольга, сникнув, скручивала и раскручивала забытый всеми сценарий свадьбы. Лев придвинулся к телефону.
– Не торопитесь, Лев Павлович, я не убегу, вы еще успеете вызвать кого следует.
– Если я вас правильно понял, вы собираетесь давать показания? – уточнил Сергей.
– Вы меня поняли верно.
– Тогда вы позволите? – он взял камеру Брутича. Валерия равнодушно пожала плечами, положила руки на стол и начала ровным голосом, глядя прямо в объектив видеокамеры:
– Девчонкой я была ветреной, избалованной, чего бы ни захотела, все должно было стать моим. На первом курсе МГУ, где я тогда училась, вдали от родителей отрывалась как могла, пока не поняла, что беременна. Что-то предпринимать было поздно, тогда не было нынешних технологий, можно было остаться на всю жизнь бездетной инвалидкой, и я приняла решение. Рожать, но так, чтобы остаться без ребенка. Огласка мне была не нужна, не дожидаясь конца семестра, я срочно уехала в Калинск. Одна моя сокурсница уже имела такой опыт и привезла меня в подмосковный городок. Недостатка в деньгах не было, все шло, как было задумано. Говорят – все было просчитано до мелочей, так это не про меня. Что я там могла просчитать, неопытная девчонка, впервые попавшая в роддом! Да и разве можно предвидеть хоть что- нибудь. Однако мне просто по-черному везло, по-другому и не скажешь. Взять хотя бы мое прибытие. Пышная тетка, которая оформляла документы, сначала разразилась бранью, верещала, что ни паспорта с собой у меня нет, ни карты. Но утихомирилась быстро, едва деньги увидала.
– Вы уж извините за нервозность. У нас, знаете ли, давненько такой наполняемости не было, – доверительно пожаловалась она Лерке и под диктовку записала все данные. Но не забыла предупредить: – Только вы уж скажите своим, Мария Ивановна, чтобы ваши все принесли завтра.
В палату Лерка уже вошла Николаевой Марией Ивановной, имя брякнула так, от фонаря.
Буквально через десять минут весь роддом содрогнулся от нечеловеческих криков – привезли новую роженицу в сопровождении солидного дядечки, который то и дело тыкал в нос молоденькой медсестре какое – то удостоверение. Пациентке было чуть за сорок, она ждала свое первое дитя, следить за эмоциями не собиралась и чуть не довела до нервного припадка и себя, и весь немногочисленный медперсонал. Все медсестры, акушерки и даже единственный педиатр на долгое время забыли про всех, кроме этой голосящей бабы. В любое другое время Лерка ни минуты не потерпела бы такого наплевательского отношения к своей особе. В другое время, но не сейчас. Сейчас это было ей только на руку.
В палате она не успела толком оглядеться, как ее скрутила резкая боль. Зря во всех фильмах показывают, что при родах все женщины кричат по-звериному, она терпела.
Рядом корчились две женщины, и никому друг до друга дела не было. Врачи все так же порхали возле буйной роженицы, уговаривая «миленькую» потерпеть еще немножко.
Вскоре Лерка поняла – началось! Скрючившись, стараясь не стонать, она двинулась подальше от людских глаз – хоть в подвал, хоть в туалет, но чтобы помочь ей не успели. Ей нужно было, чтобы ребенок родился мертвый или умер при рождении, поэтому помощь была не нужна. На глаза попалась дверь с простенькой табличкой «Душевая». Это было то, что нужно. Старый неприглядный душ, пожелтевшая, неказистая ванна и мелкие клеточки кафеля. Лерка зашла и накрепко закрыла дверь. Ей думалось, если ребенок при рождении ударится о такой пол, он непременно погибнет, но ошиблась. Он не погиб! Это было жуткое зрелище – все в крови, синюшный грязный кусок мяса, какие-то склизкие комки… Надо было прикончить его, но Лерка не могла перебороть отвращения, не могла заставить себя прикоснуться к этому шевелящемуся месиву… Она закричала. Потом врачи что-то делали, а Лерка, лежа на операционном столе, надеялась, что их старания будут напрасны, но через сутки пришла медсестра и стала успокаивать, что
