– Причем, настолько близкого, что он даже перешел в другое отделение, чтобы помочь ей с пересадкой органов! – произнес Фома и вдруг замер. – А может быть… Может быть, все эти женщины… погодите, а если так? Николайский приглашает женщин, органы которых подходят по всем показателям, сочиняет басню, что им нужна пересадка, а сам готовит жену друга к операции? Потому что у тех дам здоровые нужные органы.
– А потом они каким-то образом все это узнают и сбегают, – догадалась Гутя. – И угрожают пойти в милицию! Ну и, конечно, он, как порядочный человек, от свидетелей избавляется! Хорошая мысль.
– Исключительная! – мотнула головой Аллочка. – Если бы не одно НО: жена-то у Родионова умерла лет десять тому назад! Нам же Арина сказала – Родионов все это время, после ее смерти, жил один. И с чего бы Николайскому вдруг именно теперь пришла блажь ее лечить?
– М-да, не срослось, а версия была красивая – дружба, любовь, самопожертвование, – Фома закатил глаза. – Не хотите эту идею принимать, теперь сами придумывайте.
Аллочка загрустила – у нее уже что-то в голове наклевывалось, но влез Фома со своей идеей.
– Нам надо встретиться с родными погибших женщин, – решительно заявила она.
– Точно! – воскликнула Гутя. – И тогда Фоме придется бросить клинику, Варьке – офис, а я заброшу своих женихов. И только Аллочка будет в шоколаде, потому что все весело будут играть в детективов.
– Да от твоих женихов и так никакого толку, – обиделась сестра. – А встретиться надо. Потому что нам все уже известно, осталось только найти преступника.
– Только начать и кончить, – поддакнул ей Фома. – А потом выяснится, что у тех женщин еще кто-то когда-то скончался, потребуется еще и среди их родных преступника поискать, и в конце концов окажется, что все померли сами от несварения желудка.
– Да! – вдруг осенило Аллочку. – Мы не выяснили самое главное – возможно, тех трех женщин, включая Трофимову, что-нибудь связывало?
– Например, один и тот же убийца, – кивнула Варька.
Она хотела сказать что-то такое же умное, но зазвонил телефон. Варя подошла, а все домочадцы замерли – теперь каждый звонок мог оказаться очень важным.
Однако тревога оказалась ложной. Варька поговорила, поохала, похихикала в трубку, подошла к Фоме и торжественно сообщила:
– Фомочка! Наша Люся Журавлева наконец-то собралась замуж, нашла реального жениха. И в этот вторник она нас приглашает – знакомиться.
– Чур, я надену твою белую вязанную кофту! – тут же откликнулась Аллочка.
– Чур, ты вообще не идешь! – урезонила ее Гутя. – Не лезь к молодым, пусть сходят в гости. Варя, а где они познакомилась? Она обращалась в службу знакомств?
– Да нет, мам, Люся устроилась на новую работу и там встретила свою судьбу. Ой, она говорит, он такой высокий! И похож на Пьера Ришара.
– Это который в «Крепком орешке»? – Аллочка была раздавлена окончательно. – Варька! Ты не спросила, на какую работу она устраивалась? Там еще есть такие? Ну, я имею в виду, холостые Ришары?
– В «Крепком орешке» играл Брюс Уиллис, – поправил Фома.
– Ничего, пусть будет Брюс, что мелочиться-то, – махнула ручкой Аллочка.
– Варя, но я не могу во вторник, – заныл Фома. Ходить на смотрины он не любил ужасно, а часто приходилось. Потому что у Варьки имелась целая гвардия незамужних подруг, которые, в отличие от тетушки, постоянно меняли женихов и постоянно же знакомили с ними своих близких друзей, то есть Неверовых. – Я не могу! Я работаю до восьми.
– Ничего страшного, немного опоздаем, – дернула плечиком Варька. – И потом, не забывай, Люся – моя самая близкая подруга.
– А ты говорила – Оля Кубовская, – ныл cупруг.
– Кубовская – самая близкая по работе. А Журавлева – по двору.
– И в самом деле, Фома. Ну как же вы не пойдете к Люсеньке? Девочка так долго искала свое счастье, – укорила зятя Гутя.
– Так она за месяц уже седьмое счастье находит! А мы как приемная комиссия – ходи, оценивай, – расстроился Фома. – И главное, она злится, если ты просто так сидишь – надо что-то сказать. Я в позапрошлый раз сказал: «Нормальный мужик», – а он от нее через два дня сбежал. Так Люся меня потом чуть с потрохами не съела: «Я тебе верила! Ты сказал – нормальный. А он! А ты – хирург, должен был его поганое нутро насквозь видеть!» А в прошлый раз я ей сказал, что мужик – ни к черту. И что же? Она на меня рот и открыла: «Ты только всякую гадость и видишь! А у него, может быть, только органы гнилые, а душа – светлая и чистая». Правда, того, со светлой душой, выставила она уже сама – он у нее компьютер спер.
– Фома, кому это интересно? – нахмурилась Варька. – В этот раз ты будешь просто молчать, а говорить…
– А говорить буду я. Я сразу вашей Журавлевой скажу, что она в мужиках не разбирается! – вставила Аллочка. – И вообще! Нужно же мне устраивать свою судьбу?
– Аллочка, уймись! – снова гаркнула Гутя. – Ты же знаешь, в субботу у нас вечер с военными. Так что будешь устраивать свою судьбу там, сколько влезет.
Аллочка прищурилась:
– Вот ты мне, сестрица, признайся: ты специально военных пригласила? Для меня, да? Чтобы я выскочила замуж за офицера и всю жизнь моталась по гарнизонам? И, главное, освободила бы твою квартиру, да? Не вый-дет! Он переедет к вам и будет каждый день Фомке давать наряды вне очереди.
– Не слушай ее, Фома. Какие наряды? Ему бы сил хватило – собственную жену нарядить, если он на Аллочке женится.
Как бы там ни было, во вторник Аллочка с молодыми, конечно, никуда не пошла. Мало того, даже помогла им собраться на вечеринку. Потому что часов в двенадцать позвонила Варька с работы и затрещала в трубку:
– Аллочка! Мама дома?
– Она побежала в свой клуб, ты же знаешь, она готовит вечер для офицеров.
– Ну, тогда слушай. Зайди в нашу комнату, в шкафу висит новый пуловер Фомы, синий. Нашла?
– Ну… сейчас, – Аллочка прилежно поплелась в комнату молодых. – Нашла, вот он, и что?
– А еще там на вешалке висит поглаженная рубашка, голубая. Нет, ты сейчас берешь просто голубую, а надо – с голубенькими полосочками… нашла? А теперь сверни все это аккуратно и отнеси к Фоме на работу, а? А то он никак не успеет переодеться, поедет прямо из клиники и будет там сидеть, как клерк. Отнесешь?
– Мне нетрудно, – пожала плечами Аллочка. – Только, Варька, за это ты мне расскажешь, как они познакомились, ну, эта твоя Журавлева.
– Аллочка! Ну конечно, я тебе все расскажу, только отнеси!
Она понеслась в клинику не сразу, куда торопиться, если Фома все равно до восьми работает?
В клинике ее встретили, как обычно – светлыми улыбками. Аллочка улыбнулась всем в ответ и поспешила к кабинету Фомы.
На хорошеньких кожаных диванчиках песочного цвета томились трое бедолаг, и Аллочка присела рядом.
– Да и зачем молодиться, коли у тебя вся кожа, как моченое яблоко, – о чем-то рассуждала крупная тетка в клетчатой юбке, едва прикрывавшей круглые колени. – У меня тоже случай был…
– А почему бы и не молодиться? – с вызовом спросила женщина невероятной худобы, подстриженная под тифозного мальчика. – А если я могу себе позволить?
– Так я и говорю, вот у меня тоже случай… – перебила ее «клетчатая юбка».
– А я вот слышала, что пластические операции не всегда качественно делают, и тогда вообще все лицо на шею съехать может, – вклинилась в разговор третья женщина, в теплой пуховой кофте цыплячьего цвета.
– Ой, ну что вы слушаете всякую ерунду? Да у нас вся эстрада – из-под ножа! И ни у кого лица на шее я не видела, – фыркнула тощая «тифозница».
