Дэор смолк, а музыка дрогнула, и духи тьмы радостно завопили. Арфа не могла издавать подобной мелодии — буря, страшная буря тёмной ночью, разверстая морская бездна, и страх… Нет, не страх смерти — но страх восторга, на гребне волны, за миг до гибели…
Песня сотрясала воздух, точно барабан Эрлинга:
Сын Хьёрина умолк. Затихла и музыка. В безмолвии поднял он глаза на собравшихся…
Все молчали. Многие в недоумении, иные в растерянности и даже страхе. Бьёрн уставился в рог с хмелем и глубоко задумался. Менрик еле заметно кивал головой.
Молчание длилось долго, прерываемое лишь шумным дыханием да шёпотом пламени в камине. Дэор вновь взглянул в глаза Эрвинду. И дёрнулся, как от удара: жалость — и ужас, вот что прочитал скальд во взоре гостя!
Наконец встал хозяин замка и произнес, укоризненно качая головой:
— Туманна твоя песнь, Дэор, как тот самый брег, который посетил Калластэн. Она не плоха, нет, это красивая песнь, но… Так поют на Юге, барды зелёного Эйреда складывают такие песни. От них делается кисло во рту и тоскливо на сердце. Не думаю, что такими кённингами следует украшать пиршества благородных воинов. О ком эта песня? О викинге, о герое-мстителе? Нет, о безымянном страннике, скитальце моря, везде чужом… Песня же Эрвинда заставляет сердца биться сильнее, и даже в ниддинге зажжёт она пламя битвы. Я говорю, что ты отныне второй скальд после Нактехалля.
Дэор пожал плечами. Он не обиделся, ибо никогда не полагал себя хорошим скальдом.
— Я так гляжу, — Менрик, недобро улыбаясь, вытащил из усов застрявшую капусту, — что песни троллей вам милее песен альвов?
— Зачем спросил, Старик? — поднял бровь Готлаф.
— Дэор перестарался, — спокойно проговорил усач, глядя куда-то вдаль, — он позвал вас, и Эрвинд позвал. Только Эрвинд зовёт на тот путь, по которому сам, верно, не ступал, а Дэор…
— Менрик, тихо, — прошипел Дэор и пнул его под столом. Он явно перестал понимать, что происходит, и не сказать, чтобы это его радовало…
— Вы, верно, удивитесь, добрые господа, — невозмутимо продолжал Менрик, — коли узнаете, о чём на самом деле пропели нам наши скальды. Да будет вам известно, что славный Готлаф ярл давно уже задумывает новый поход на восток. Но не туда, куда мы направили коней моря первый раз. И не в Керим, и даже не в зелёный Эйред. Нет. Наш ярл решил взять земли — а чего мелочиться?! — прямо в Альвинмарке. Кондал и Мидерин очередной раз ополчились на Раттах, и посулили золото, серебро и земли в Бельтабейне многим вождям. Ведомо, что в Альвинмарке уже есть немало поселений и нашего народа, и эйридхов, и других… И тогда Готлаф ярл решил, что лучше доить двух коров: Эрсфьорд и Бельтабейне, да ещё иметь логово, из которого можно будет ходить в походы. А теперь спросите меня: кто же подкинул сыну Аусгрима такую хорошую мысль? И я не стану тянуть с ответом…
Менрик говорил спокойно, как некогда спокойно вёл на смерть клин лучших бойцов. Но Дэор заметил злость, что дрожала в голосе, прорываясь с хмелем сквозь насмешливый лёд. Верно, старик был в сговоре с ярлом и его советниками из хирда, но брага и песни пробили брешь в стене решимости и терпения. Что же, со старыми людьми такое случается. Впрочем, быть может, Менрик Гаммаль задумал это с самого начала…
— И ещё я вам скажу… Полдела, что князь полез в свару между сидами. Но верховный вождь кондалов призвал на помощь Эйнара, сына Харальда, сына Хродмара Ванде из рода Вандингов. А с ними вражда не избыта, и для Эорингов великий стыд есть с ними за одним столом! Вот с кем вы станете делить добычу, коль пойдёте за ярлом! Вам известно, что я не лгу. За всю жизнь Менрик Эйнарсон не произнес ни слова лжи! И поглядите, как стал бледен Нактехалль.
Верно, Эрвинд из Тьяльне был белее кости. Готлаф же побагровел и медленно, очень осторожно взялся за кинжал:
— Ты смоешь эти слова предсмертным хрипом, Менрик Гаммаль, коли не уймешься! Никто не бесчестил ещё при мне гостей в Эоргарде, и не ты будешь тем, кому это сойдёт с рук!
— Что же ты предлагаешь? — расхохотался старик. — Взять мне слова обратно? Этого не будет! Давай же, отважный вождь! — Менрик вскочил, перевернул блюдо с дорогими персиками, рванул ворот сорочки. — Бей! Докажи всем, что в твоих жилах струится кровь тролля, чьи песни тебе по душе. Дэор, Бьёрн, — обратился к братьям, и те отшатнулись, ибо страшен и печален был взор седого волка сечи, — хоть вы идите прочь отсель. Не стоит вам оставаться в этом доме, ибо тут смердит. Идите в Хлордвик — слыхал я, Бьернслейг конунг мудр и любит умных людей.
— Вы двое можете идти, коль таково ваше желание, — сказал ярл побратимам, — но ты, Старый, будешь сегодня выть, вымаливая смерть!
— Я тешился с твоей матушкой, пока твой отец служил женой старому троллю из Рорефьорда! — Менрик вышел из-за стола, обнажив кинжал, положив руку на хьяльт меча, неведомо когда распустив ремешки 'добрых намерений'.
— Нет ли надежды на мир? — Дэор тоже встал, закрыл Менрика от взора ярла. Бьёрн был рядом.
— Мир?! — зарычал ярл. — Пошёл прочь, ты, щенок! Беги, пока твои кишки при тебе!
И тут Дэор не выдержал.
— Не ты достоин носить кольцо ярла Эорингов, ибо ты муж неразумный… А впрочем, истинно ли ты — муж, Готлаф Аусгримсон? Быть может, Эрвинд служит тебе в постели женой? А может — мужем?! Вы, братья, пойдете за хёвдингом-ниддингом на бесславную погибель?!
— Хвитсерк, Скегги, заприте двери! — крикнул, скалясь, Готлаф. — Ныне мы принесём Эрлингу ещё три жертвы! — а потом сам кинулся на Менрика.
