Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915

барону.

Консуэлла. Это почему? (Помолчав.) Какой, однако, ты дерзкий, Тот.

Тот (опуская голову, тихо). Я не хочу.

Консуэлла (встает). Что такое? Ты не хочешь?

Тот (еще ниже опуская голову). Я не хочу, чтобы ты выходила за барона. (Умоляя.) Я… не позволю… Я… очень прощу!

Консуэлла. А за кого же прикажешь? Не за тебя ли, шут? (Злобно смеется.) Ты спятил, голубчик? Я не позволю… Это он! Он не позволит мне! Нет, это просто невыносимо! Какое тебе дело до меня? (Расхаживает по комнате, через плечо сердито глядя на Тота) Какой-то шут, клоун, которого завтра выгонят отсюда! Ты мне надоел с твоими дурацкими сказками… или ты так любишь пощечины? Дурак, который не мог придумать лучшего: пощечины!

Тот (не поднимая глаз). Прости, царица.

Консуэлла. Рад, что над ним смеются… тоже, бог! Нет, не прощу. Я тебя знаю: у тебя тут (показывая на голову) что-то вертится! Смеется… такой милый… играет, играет, а потом вдруг и бац, скажет: слушайте его! Обжегся, голубчик, не на ту напал? Вот неси мой шлейф, это твое дело… шут!

Тот. Я понесу твой шлейф, царица. Прости меня, верни мне образ моей милостивой и прекрасной богини.

Консуэлла (успокаиваясь). Опять играешь?

Тот. Играю.

Консуэлла. Вот видишь! (Смеясь, садится.) Глупый Тот.

Тот. Все вижу, царица. Вижу, как ты прекрасна, и вижу, как низко стелется под твоими ножками твой бедный шут… где-то в пропасти звучат его глупые бубенчики. Он на коленях просит: прости и пожалей его, божественная. Он был дерзок и заносчив, он так весело играл, что заигрался, — и потерял свой крохотный разум, последние сбережения рассудка — прости!

Консуэлла. Ну, прощаю. (Смеется.) А за барона теперь позволишь?

Тот (также смеясь). А за барона — все-таки не позволю. Но что значит для царицы позволение ее влюбленного шута?

Консуэлла. Ну, встань, ты прощен. А, знаешь, за что? Ты думаешь, за твои слова?.. Ты хитрая бестия, Тот! Нет — за бутерброды, вот за что! Ты был так мил и так запыхался, когда принес их… бедный Тотик. С завтрашнего дня можешь снова лежать у моих ног. Как только я свистну: иси…

Тот. Так я тотчас же ложусь к твоим ногам, Консуэлла, это решено. Но сегодня все мои бубенчики облетели и…

Вошел Безано. Он смущен.

Консуэлла. Альфред? Ты за мной?

Безано. Да. Ты еще будешь работать, Консуэлла?

Консуэлла. Конечно, буду. Сколько хочешь! А я думала, что ты сердишься на меня, Альфред. Я больше не буду зевать.

Безано. Нет, ты не зевала. Ты не обижайся, что я так кричал… право, я… Но, знаешь, когда надо учить, и человек…

Консуэлла. Господи, да разве я не понимаю. Ты еще слишком добр, невыносимо добр, что соглашаешься учить такую дуру, разве я не понимаю? Идем.

Безано. Идем. Мы еще не видались, Тот. Здравствуй.

Тот. Здравствуй, Безано. Нет, нет, одну минуту, одну минуту постойте так! Да.

Консуэлла и Безано стоят рядом; жокей хмурится, Консуэлла смеется и краснеет.

Безано (недовольно). Что ты выдумал, Тот?

Консуэлла (краснея). Как Адам и Ева? Какой ты глупый, ужасно! (Убегает.) Я только переменю туфли, Альфред…

Тот. Консуэлла, а как же папа и барон? Они сейчас придут за тобой.

Консуэлла. Ну и пусть. Могут подождать, не такие важные! (Убегает.)

Безано нерешительно идет за нею.

Тот. Останься на одну минуту, Безано. Сядь.

Безано. Что еще надо? Мне некогда заниматься пустяками.

Тот. Или стой — как хочешь! Безано, ты любишь ее?

Молчание.

Безано. Я никому не дам вмешиваться в мои дела. Ты слишком много позволяешь себе, Тот. Я тебя не знаю, ты пришел с улицы — и почему я должен верить тебе?

Тот. А барона ты знаешь? Послушай, мне трудно произнести эти слова… но она любит тебя. Спаси ее от паука! Или ты ослеп и не видишь тенет, которыми затканы здесь все темные углы? Вырвись из твоего заколдованного круга, по которому ты носишься, как слепой, — умчи ее, укради, сделай что хочешь… наконец, убей ее и возьми на небо или к черту! — но не отдавай этому человеку. Он — осквернитель любви. И если ты робок, если тебе страшно поднять руку на нее — убей барона. Убей!

Безано (усмехаясь). А кто убьет следующих?

Тот. Она любит тебя!

Безано. Она сама сказала это?

Тот. Какая маленькая, какая глупая, какая человеческая гордость! А ведь ты божок… бог, юноша! Отчего ты не хочешь поверить мне? Или тебя смущает улица, откуда я пришел? — но взгляни же сам, посмотри мне в глаза: разве такие лгут. Да, лицо мое безобразно, я корчу гримасы и рожи, меня окружает смех… но не видишь ли ты за этим бога, как и ты? Ну, смотри, смотри же на меня!

Безано хохочет.

Что ты… мальчишка?!

Безано. Ты… сейчас совсем, как тогда, на арене… помнишь? Когда ты великий человек и за тобою прислали из академии, бац! Тот, кто получает пощечины.

Тот (также хохочет). Да, да — а ведь похоже, Безано! Очень! (С мучительным напряжением играет, становясь в позу.) Кажется, это прислали за мной из академии?

Безано (хмурясь). Но мне не нравится эта игра. Подставляй свое лицо, если хочешь, а меня ты не смеешь. (Идет к выходу.)

Тот. Безано!..

Безано (оборачиваясь). И чтобы я никогда не слыхал про Консуэллу и что… я бог, не сметь! Знаешь — это противно! (Выходит, гневно бьет себя хлыстом по ботфортам.)

Тот один. Гневно, с перекосившимся лицом, делает шаг вслед жокею, останавливается — и беззвучно смеется, закинув голову. Таким застают его Манчини и барон.

Манчини (смеясь). Какой ты весельчак, Тот! Смеешься даже один.

Тот громко хохочет.

Да перестань же, шут! Как тебя разбирает.

Тот (низко и размашисто кланяясь). Здравствуйте, барон. Мое нижайшее почтение, граф. Прошу простить меня, граф, но вы застали клоуна за работой… так сказать, среди его повседневных удовольствий, барон.