Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915

Захваченный новым замыслом, Андреев, по его собственному признанию «с бешенством» принялся за работу и написал пьесу менее чем за полторы недели. Уже 8 ноября он сообщил Немировичу-Данченко о том, что «Мысль» завершена и что в театр немедленно будет отправлен готовый экземпляр. А за два дня до того он поделился с режиссером своими личными впечатлениями от написанного: «То, что вышло, мне нравится. Нет типов, ни сценических, ни литературных, а есть просто живые люди <…>. И есть большая внутренняя драматичность, неослабевающее напряжение; и есть какая-то большая правда и большая серьезность» (Архив Музея МХАТ, ф. Н.-Д., ед. хр. 3146/14).

В Художественном театре пьеса была встречена в целом благожелательно, хотя высказывались опасения по поводу чрезмерной «мрачности» ее содержания. Андреев пытался рассеять эти сомнения. «Касательно мрачности и могущих быть упреков за нее — не стану уверять, что это совсем невозможно, — писал он Немировичу-Данченко 17 ноября 1913 г. — Во многих головах, как кол дубовый, засела мысль о какой-то бодрости и жизнерадостности — но в чем таковые заключаются, никто из вопиющих и сам не знает… Ибо вся эта внешне бодрая литература по существу своему есть самая унылая и безнадежная: мрачно то, что бездарно и надумано…» И пояснял свою точку зрения: «Это — трагедия, т[о] е[сть] протекает она в тех нагорьях жизни и мысли, где вопросы уже не рассматриваются под углом обывательского настроения, где мерки иные и следы. Признать „Мысль“ мрачной — это признать мрачным и негодным для сегодняшней сцены всего Ибсена, Гауптманна, Чехова — почти всю литературу, — признать мрачной, всякую драму или трагедию, что же останется?» (Архив Музея МХАТ, ф. Н.-Д., ед. хр. 3146/16).

По замыслу Андреева, пьеса должна была дать «двойное, полное знание изнутри и извне» о трагедии Керженцева и в этом смысле преодолеть субъективность рассказа, которую автор видел в том, что в дневниковых записях душевные переживания Керженцева фиксировались лишь в его собственном произвольном восприятии. Поэтому на сцену были выведены персонажи, которые в рассказе занимали незначительное место или вовсе отсутствовали, — писатель Савелов и его жена, «бледный молодой человек» Крафт, доктор-психиатр Семенов, сиделка Маша и другие. Более того, действительное душевное состояние героя само по себе не слишком интересовало автора. Когда Л. М. Леонидов, приступив к работе над заглавной ролью, спросил автора, сумасшедший Керженцев или нет, — определенного ответа не последовало. Андреев оставил за артистом право по его усмотрению или трактовать трагедию Керженцева как трагедию «чистого» интеллекта, или выдвинуть на первый план сугубо камерный мотив отвергнутой любви (см. об этом: «Леонид Миронович Леонидов. Воспоминания, статьи, беседы, переписка». М., 1960, с. 285).

По настоянию Немировича-Данченко, увидевшего в «Мысли» широкие возможности для актерского психологического творчества, она была принята к постановке в Художественном театре. Андреев приветствовал решение поручить роль Керженцева Л. М. Леонидову, а не В. И. Качалову, как предполагалось ранее. Он опасался, как бы Качалов «не переанатэмил», не дал слишком большого мороза, не потащил слабого зрителя на слишком крутые, холодные и чуждые вершины. Ему казалось, что хотя Леонидов и «не даст такого высокого интеллектуального образа», но зато «весь вопрос с мыслью он переведет в сферу эмоциональную (в которой он сильнее Качалова), даст живое страдание, может вызвать слезы и тем очеловечить Керженцева» (Архив Музея МХАТ, ф. Н.-Д., ед. хр. 3146/18).

Премьера «Мысли» в постановке Вл. И. Немировича-Данченко состоялась в марте 1914 г. Однако, несмотря на отмеченное почти всеми рецензентами психологически достоверное исполнение Леонидовым роли Керженцева (артист играл с таким огромным нервным напряжением, что вскоре заболел и был вынужден даже на время покинуть сцену), — спектакль успеха не имел. Критика полагала, что автору «Мысли» не удалось убедительно реализовать свои новые театральные идеи. Писателя, а вслед за ним и режиссера-постановщика упрекали в стремлении «вытравить» сюжетное движение из наиболее существенных сцен, в выпячивании «бьющей по нервам патологии», в нагнетании «бесцельного мучительства» и т. д. Тем не менее, вопреки всем бранным и язвительным отзывам в печати, Андреев увидел в спектакле доказательство справедливости своих идей о «новом театре». Но его попытки опереться на Немировича-Данченко, убедить его в том, что МХТ, поставив «Мысль», одержал художественную победу, на этот раз действия не возымели. Итоги проделанной работы привели режиссера к выводу, что искусство Художественного театра в главном направлении все же не соответствует творческим устремлениям Андреева. После 19 представлений «Мысль» была снята со сцены МХТ и исключена из его репертуара.

Сценическая история пьесы возобновилась лишь спустя почти полвека. В конце 1961 г. «Мысль» была показана в парижском «Театре де Лютеc» (режиссер-постановщик и исполнитель главной роли — Лоран Терциев). А в начале 1988 г. спектакль по мотивам андреевской «Мысли» поставил на своей Малой сцене Московский драматический театр на Малой Бронной. Автор сценической версии и режиссер В. Драгунов оставил в списке действующих лиц только Керженцева и сиделку Машу, построив спектакль как исповедь пациента психиатрической больницы, как его рассказ о своей духовной деградации, об осознанном пути к убийству.

Пьеса печатается по кн.: Андреев Л. Мысль. Современная трагедия в 3 действиях и 6 картинах. СПб, 1914.

Чигорин Михаил Иванович (1850–1908) — основоположник русской шахматной школы, организатор и победитель первых трех всероссийских чемпионатов (в 1899-м, 1900-1901 -м, 1903 годах), участник ряда международных шахматных турниров.

Ласкер Эммануил (1868–1941) — выдающийся немецкий шахматист; в 1894 г. выиграл матч на первенство мира у американского шахматиста В. Стейница и в течение 27 лет сохранял за собой звание чемпиона мира, уступив его лишь в 1921 г. кубинскому шахматисту X. Р. Капабланке.

2. Король, закон и свобода

Впервые — отдельное (гектографическое) издание журнала «Театр и искусство» (1914). В том же году пьеса вышла отдельным изданием журнала «Отечество». Отрывок из драмы (картина четвертая) был опубликован в «Биржевых ведомостях» (1914, 20 окт., № 14444). Вошла в кн.: Отражения. Около войны. Литературный альманах. М., Мысль, 1915. Печатается по СС, т. 16.

Пьеса написана под влиянием реальных событий начала первой мировой войны — захвата кайзеровской Германией Бельгии. Бельгия стала одной из самых первых жертв войск императора Вильгельма. Германия начала военные действия против нее уже 4 августа (22 июля) 1914 г., вероломно нарушив договор о нейтралитете, гарантированном Бельгии рядом держав. Наступление было стремительным: уже 20 августа был взят Брюссель, а к 21 августа немцы вышли к границам Франции.

Андреев был потрясен этими событиями и написал о поверженной Бельгии несколько публицистических статей: «Бельгийцам», «Бельгия (монолог)», «О Бельгии» (Андреев Л. Н. В сей грозный час, с. 43–52).

Уже 27 августа 1914 г. он пишет Немировичу-Данченко о своем новом драматическом замысле: «Подумайте: хочу писать военную пьесу, самую настоящую из теперешней войны. Герои — по секрету! — Метерлинк, король, Вандервельде и прочее. Конечно, отнюдь не патриотический моветон, а нечто вроде „драматической летописи войны“, немного в формах „Царя Голода“, а главное в настроениях. Долго колебался, прежде чем решиться, но факт тот, что быть иносказательным как-то стыдно, и нет ни спокойствия, ни отвлечения для чисто художественной работы. Буду уж прямо жарить. Конечно, настоящее не может быть материалом для чисто художественной вещи, но мне кажется, что, взяв Бельгию, я дам то необходимое расстояние, которое должно отделить сцену от зрителя» (Письма, с. 254).

В письме к И. А. Белоусову от 28 октября 1914 г. он сознавался, что плакал, когда писал эту пьесу (см.: ЛН, с. 547). Характерно, что в одном из интервью он подчеркивал свое глубоко личностное отношение к теме, как бы предупреждая этим упреки критики в публицистической «торопливости», в стремлении угодить злобе дня: «Поскольку пьеса моя лирична (курсив мой. — М.К.), постольку для нее не было нужды ни в исторической перспективе, ни в долгом вынашивании…» (Кручинин Н. Леонид Андреев о своей пьесе. — Биржевые ведомости, 1915, 25 янв., утр. вып., № 14632).

Пьеса «Король, закон и свобода» была поставлена в Московском драматическом театре режиссерами А. А. Саниным и И. Ф. Шмидтом (премьера — 23 октября 1914 г.), а в Александрийском театре — А. Н.