Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915

Нестройные голоса перешли в крики и рев: словно ревет испуганное стадо. Какой-то грохот, какие-то выстрелы. Здесь постепенно теряется дисциплина.

Блюменфельд. Они с ума сошли.

Офицер. Стреляют. Это ночное нападение!

Штейн. Но это не могут быть бельгийцы!

Ритцау. Но они могли воспользоваться…

Блюменфельд. Стыдитесь, Штейн! Стыдитесь, господа!

Командующий. Молчать! Я вас прошу…

Вдруг раздается пронзительный, дико плачущий звук рожка, приказывающего отступление. Его безумную песню ужаса подхватывает второй, третий, без счета — до самой глубокой дали. И одновременно возрастает испуганный рев.

(Кричит.) Кто скомандовал отступление? Кто смеет приказывать, когда я здесь! Позор! — Блюменфельд — вернуть.

Блюменфельд опускает голову.

Это не германская армия. Вы недостойны называться солдатами. Позор. Мне стыдно называться вашим генералом — трусы.

Блюменфельд (выступая, с некоторым достоинством). Ваша светлость…

Офицер. Э, мы не рыбы, чтобы плавать под водой…

Выбегает, за ним двое-трое других, паника растет.

Блюменфельд. Ваша светлость! Мы просили вас… ваша жизнь в опасности… ваша светлость.

Еще кое-кто выбегает; комната почти пуста; только часовой все в той же позе каменного изваяния.

Ваша светлость. Я умоляю вас. Ваша жизнь… я боюсь, что через минуту будет поздно… ваша светлость.

Командующий. Но ведь это… (Снова с силой бьет кулаком по столу)… но ведь это же глупо, Блюменфельд!

Занавес

Шестая картина

Тот же час ночи. Плоская местность; в темноте трудно различимые силуэты разрушенных зданий, одиноких деревьев. Наискось, начинаясь от правого угла, светлеет шоссейная дорога с полуразрушенным каменным мостом через овражек. У левого угла дорога поднимается на невысокий бугор, округло закрывающий часть горизонта. Где-то, очень далеко, небольшой спокойный пожар, почти не дающий зарева. Ночное мглистое черное небо в разных направлениях иссечено лучами германских прожекторов. Лучи в непрестанном тревожном движении.

Около моста, с трудом переехав его, остановился автомобиль, в котором перевозят в Антверпен раненых: Эмиля Грелье и его сына; с ними Жанна и молодой доктор, военный. В автомобиле что-то испортилось: с маленьким фонариком возится у машины солдат-шофер. Около него доктор Ланглуа.

Доктор (с беспокойством). Ну что? Как?

Шофер (разглядывая). Пока не знаю. Кажется, засорился карбюратор.

Доктор. Серьезная поломка?

Шофер. Нет, не знаю.

Морис (из автомобиля). Что там такое, доктор? Мы не можем ехать?

Шофер (сквозь зубы). Поедем.

Доктор. Пока еще неизвестно. Что-то засорилось, кажется. Он говорит, что это не серьезно.

Морис. А долго будем стоять?

Доктор (шоферу). Долго будем стоять?

Шофер (сквозь зубы). Почем я знаю. Минут десять, я думаю. Посветите мне, пожалуйста.

Передает фонарь доктору, тот светит.

Морис. Тогда я выйду.

Жанна. Лучше не надо, Морис. Ты можешь ушибить руку.

Морис. Нет, мама, ничего, я осторожно. Где тут ступенька? Как неудобно. Хоть бы прожектором, посветили.

Спрыгивает и смотрит, что делает шофер.

Однако какая гадость. Мы застряли.

Шофер (ворчит). Мост! Разве можно ехать по такому мосту!

Доктор. Да, неприятно. Нам надо было выехать раньше.

Морис (пожимая плечами тихо). Папа не хотел. Как же мы могли. (Громко.) Мама, как ты думаешь, наши уже, вероятно, в Антверпене?

Жанна. Да, я думаю. Эмиль, тебе не холодно?

Эмиль Грелье. Нет. Мне очень приятно дышать воздухом. Я чувствую себя сильнее.

Доктор (Морису). Мы, кажется, еще в той полосе, которая…

Морис. Да, в той… Который час, доктор?

Доктор (рассматривая часы). Без двадцати… без четверти десять.

Морис. Значит, уже четверть часа, как взорваны плотины. Так! Мама, ты слышишь: сейчас без четверти десять.

Жанна. Да, я слышу.

Морис. Но странно, что взрывов не было слышно совсем.

Доктор. Что вы, мосье Морис! Очень далеко!

Морис. А мне казалось, что такие взрывы должны быть слышны за сотни километров. Боже мой, как это странно все! Где-то наш дом и сад; его скоро зальет водой… интересно, как высоко она поднимется! Неужели до второго этажа?

Доктор. Возможно. Ну что же вы — как у вас дела?

Шофер (ворчит). Делаю.

Морис. Смотрите, смотрите! Мама, смотри, как бегают прожекторы! Они как будто испугались. Папа, ты видишь?

Эмиль Грелье. Жанна, приподними меня немного.

Жанна. Я не знаю, дорогой мой, можно ли?

Доктор. Немного можно, если только не очень больно. Перевязка сделана крепко.

Жанна. Тебе больно?

Эмиль Грелье. Нет, ничего. Да, они испугались.

Морис. Папа, они бегают по небу как сумасшедшие!