это стали обращать внимание, кое-кто даже купил несколько работ, правда, за мизерную цену. Неизвестно, кто надоумил отца, но тот вдруг решил, что выгоднее всего пойдут вышитые иконы, и заставил девочку вышить несколько работ. Они имели шумный успех и принесли солидную выручку. Отец ликовал – при минимальных затратах получалась сумасшедшая выгода! Загвоздка была лишь в одном: дочери быстро надоело вышивать коммерческие полотна, и она стала капризничать. Заставить ее не было никакой возможности – за ребенка горой встала мать.
«У девочки должно быть детство! Нельзя, чтобы талант для ребенка стал бичом!» – высказывала она мужу.
Нельзя сказать, что тот сильно прислушивался, но и откровенно принуждать ребенка к творению побаивался – имя Ксении уже было на слуху, могли пойти нехорошие сплетни, а это с иконами несовместимо. Но потом мать Ксюши умерла. Сейчас уже невозможно точно сказать: по болезни или так кто посодействовал, но после ее кончины для Ксении наступил ад. Отец засаживал девчушку за полотна с утра до вечера. Утрата не прошла для нее бесследно – девочка не могла уже так мастерски работать, врачи, которых отец в огромных количествах приволакивал к дочери, в один голос твердили, что это, мол, временная депрессия, девочке достаточно немного окрепнуть и она все восстановит. Но… время шло, а ее талант не возвращался – картины получались скучными и пресными, и никакой огонек в них не светился. И тогда Алекса осенило: дочь надо поместить в монастырь, и, проникнувшись атмосферой святости, девочка с легкостью начнет создавать шедевры! Он уже нашел место, уже созвонился со знакомым настоятелем, даже притащил кое-какой взнос на развитие монастыря, но тот твердил одно: девушка должна прийти сама, в конце концов, монастырь – это не тюрьма, и силком никто ее туда не запихнет. Но сама Ксения никак не могла решить, что ее место в монастыре. И тогда Алекс создал довольно жесткие условия. Девочка должна была работать, работать и работать. Конечно, учиться она должна лучше всех, это само собой, а во время каникул ее отправляли нянчить детей к какой-то знакомой бабке, которая исправно ставила ее на колени три раза в сутки и вместо отдыха заставляла читать Библию и твердить молитвы. Малейшее неповиновение строго каралось отлучением от стола. Она так и жила: работала, училась, вела дом. Несмотря на то что Алекс занимал уже серьезную должность и в доме водились деньги, прислуги у них не было. Девочка взрослела, но ничего не менялось. Она уже молила бога, чтобы отец женился, но тот вел, как он говаривал, строгую жизнь и изменять покойной жене не собирался.
Только чуть позже, когда у Ксении появилось собственное дело – ее маленький Театр мод, – она узнала от людей, что папенька не пропускает мимо ни одной юбки. И речь о святой преданности матери Ксении совсем не в строку, потому как у Алекса растет на стороне сынок, который старше самой Ксении, отца знать не знает, но живет отнюдь не бедствуя. Ксения стала выяснять про родственника все. И чем больше узнавала, тем больше ненавидела и отца, и его родного сыночка. Сынок был упитанный, как племенной боровок, с малолетства избалованный трепетной мамашей, и в то время, когда десятилетняя Ксюша вытирала сопли чужим младенцам, он нежился на море в лучших лагерях, куда путевки доставал ее родной папенька!
– Это были лагеря для детей космонавтов! Мне так мама говорила, я же не знал! – вклинился в рассказ Дуся.
– Я просила не перебивать!
Мало того, даже став взрослым, ее братишка тянул деньги из отца! До тридцати шести лет он требовал алиментов!
– Это не я!
– Твоя маменька! Потому что сам ты копейки в дом не принес!
И отец давал! Мало того, отец решил поставить сына на ноги еще и другим путем – он собирался взять его к себе в фирму, чтобы сделать заместителем! Воистину, папенька был ангелом для всех, кроме родной дочери. Он осыпал деньгами каждую девицу, которая прыгала к нему в кровать, он трясся над незнакомым сыном, а ее, Ксению, которая трудилась как каторжная, он все еще не выпускал из железного кулака, теперь уже больше по привычке. Вот тогда Ксения и придумала: она сама воспитает ему сына! Мало того, она добьется того, что станет полноправной хозяйкой всего батюшкиного состояния, а сам батюшка… Ну что ж, если бог забрал у нее такую прекрасную маму, пусть где-то пристроит и папеньку! Она поможет. Но сначала она прикончит бестолкового Дусю! Имя-то какое бабское! Ксения специально и собачку так назвала, в его честь, в честь братца. А потом она, все продумав, долго отшлифовывала свой недобрый план. Оставалось дело за помощниками. Когда Ксения познакомилась с Плюшкиной и подружилась с ней, стало ясно: Ирина как нельзя лучше подходит для ее идеи – жадная до денег, совершенно раскованная и готовая на все. В идеале Ирина должна была связать Евдокима, исхлестав его плетьми, и бросить связанного в винном погребе особняка. Там такие стены, что звук не проникает ни туда, ни оттуда. Даже закопать было его решено там же, все равно Ксения бы потом особняк продала и уехала за границу. Потом с Ириной должно было случиться несчастье, а убийство Дусика повисло бы на ней – там тебе и отпечатков сколько угодно, и прочих улик. Ксении и надо-то было просто легонечко пристукнуть его камешком. Однако она просчиталась – Плюшкина оказалась умнее.
Ирина Плюшкина всю жизнь зарабатывала себе на хлеб с маслом шантажом. Однажды какой-то засветившийся любовник расплатился с ней за свою глупость диктофоном, и с тех пор Плюшкина с маленькой вещицей не расставалась. С Воротиловыми же выпала несказанная удача – можно было доить сразу и дочь, и отца.
После священного ритуала «Семь ударов», придуманного специально для Дусика, Плюшкина встретилась с Ксенией, как и договаривались, возле карликовой березы, недалеко от особняка.
– Пойдем, по дорожке прошвырнемся, – предложила Ирина. Ей не нужны были лишние свидетели, а во дворе Воротиловых всегда можно было наткнуться на кого-то из подгулявших охранников. К тому же она боялась камер и подслушивающих устройств, хотя Ксения от них избавилась уже давно.
– Ты себе не представляешь! – радостно щебетала Плюшкина, нежно беря Ксению под руку. – Я только что сообщила твоему отцу, что ты прикончила Дусика! Нет, он поверил! Я ему расписала, как ты его ненавидишь, ну из-за наследства и все такое! Он был та-а-кой не-е-ервный! Так что можешь смело собираться в монастырь замаливать грехи! Поэтому быстренько давай мне миллион, и я скажу твоему папашке, что это была неудачная шутка.
– Какая чушь! – оторопела Ксения.
– Не скажи-и, – обиделась Плюшкина. – Братик твой, конечно, еще жив, он мне немножко еще нужен, но если ты пожалеешь миллиончик, причем немедленно… Ой, да не хмурься! Я же знаю, у вас в сейфе всегда наличные лежат, твой древний родитель все никак не может научиться доверять банкам! Так вот, ты мне приносишь денежки, я выпускаю братишку, и мы весело смеемся, как будто это был невинный розыгрыш…
– А если нет?
– А если не-ет… У меня есть еще один час. Я же говорю – я встретилась с твоим батюшкой, завалилась
