пищу собралась делить? Это куда ты нас собралась выдворить?! Уехать?! Ненадолго?! Нет, миленькая моя, мы никуда не поедем, а вот ты – с лучшими пожеланиями! И поверь, нам будет тебя не хватать. Значит, так! Завтра просыпаешься у жениха…
– Мам, скажи, чтоб она макияж не сразу смывала, – тоненько пискнула Варька. – Ну ведь сбежит же мужик!
– Не сбежит, он человек интеллигентный, – рявкнула Гутя и тут же блаженно закинула голову. – Господи! Человек-то какой хороший! Взял и взял нашу… Аллочка!! И помни – жизнь прекрасна, поэтому улыбайся чаще… Так, стоп. Она прекрасна, но не до такой же степени! Зачем ты открываешь рот и вываливаешь язык? Достаточно просто растянуть губы!
В общем, суета длилась до самых дверей загса.
В загсе уже вели себя пристойнее. Впереди шла Гутя и крепко держала сестру под руку, чтобы никакие природные катаклизмы не смогли унести невесту из-под венца. С другой стороны Аллочку поддерживал торжественный и серьезный, как избирательная урна, Геннадий Архипович. В свою очередь, Геннадия Архиповича нежно держал под ручку Фома – за женихом тоже нужен был глаз да глаз. А уже все шествие замыкала перекосившаяся Варька с тяжеленным Аллочкиным чемоданом.
Церемония началась по всем правилам – заиграл марш Мендельсона, отворились тяжелые двери, и пара молодоженов ступила на красную ковровую дорожку, которая украшала зал, вероятно, еще с середины прошлого века. Навстречу брачующимся поднялась степенная дама в кумачовом костюме – ровесница ковровой дорожки, уставилась в папку и монотонно заговорила загробным голосом. И все же Аллочка и ее родственники просто упивались этим траурным речитативом. И даже немного расслабились: Аллочка не могла сдержаться и улыбалась, распахнув рот, Гутя ревела в голос от счастья, заглушая марш Мендельсона, а Варька неприлично повизгивала от восторга. И тут судьба показала, что она всесильна даже в стенах районного загса.
В тот самый момент, когда уже дама в красном костюме, злорадно прищурившись, допытывалась у жениха:
– Геннадий Архипович, вы согласны взять в жены…
Неожиданно распахнулась дверь, и в зал с оглушительным шумом ворвалась стайка из четырех оборванных, грязных детей.
– Мама!! Мамочка!! – кинулись они к Аллочке, стали хватать ее за руки, прыгать и заглядывать ей в глаза. – Мамочка!! Ты нас обещала взять в загс, а сама оставила!! Мама!!! А это наш новый папа? Это дядя Гена, да?!! Мамочка, ну зачем ты нас оставила дома, мы тоже хотим!
– Да я вас не оставляла… – растерянно отмахивалась от них Аллочка, ничего не соображая. – Ну да, это дядя Гена, ваш новый папа… Тьфу ты, черт! Он пока вам не папа!! Ой, господи… Какая я вам мама?!!
– Мамочка!!! А Ваньку мы не взяли, бабушка сказала, что он еще маленький и болеет ветрянкой!!! Мама!! А папа Гена нас всех усыновит?! И Ваньку тоже? А это ничего, что он с ветрянкой?!!
Аллочка уже ревела слонихой, махала руками, точно мельница, и глаза ее вылезали из орбит. Однако дети, младшему из которых было лет десять, а старшенькому все шестнадцать, от Аллочки не отцеплялись, хватали ее за подол свадебного платья, висли на руках и беззастенчиво разглядывали нового «папу».
Вторжение «группы поддержки» несколько сбило работницу загса с заученной речи, она теперь только хлопала глазами и все сильнее прижимала к груди папку. И гости чувствовали себя не лучше: Варька выронила чемодан, тот распахнулся и на ковровую дорожку вывалились ночные сорочки невесты, белье и прочие вещи, для чужого взора не предназначенные. Гутя прекратила радостно рыдать и теперь непотребно икала, Фома открыл рот и ослабил хватку (он все еще цепко держал жениха), и только жених, интеллигентнейший сапожник Геннадий Архипович, не сплоховал – ужом вывернулся из-под рук Аллочки и Фомы и, высоко задирая колени, выскочил из зала бракосочетания.
После бегства жениха бурная любовь детей к матери мгновенно утихла, и пока ошалевшие взрослые приходили в себя, они вихрем вынеслись из зала.
– Что… это было? – первой проморгалась работница загса.
– Это? – медленно проговорила Гутя. – Это была катастрофа. Родовое проклятие. Гибель всех надежд. Теперь нам больше никогда не найти другого идиота, который добровольно согласился бы прийти сюда с Аллочкой…
– Да ну… – не понимала что говорит работница. – Идиотов еще знаете сколько… Я хотела сказать… да чего там говорить…
– Ы-ы-ы-а-а-а! – раздался вдруг оглушительный рев брошенной невесты. – И-и-и-д-и-о-о-о-ты-ы-ы сами вы-ы-ы-ы!
– Тихо-тихо-тихо! – быстро проговорила работница, нырнула куда-то под огромный стол и выудила бутылку коньяка. – Налейте ей, у меня всегда для таких вот случаев…
Аллочка завалилась на красивую резную кушетку и аккуратно билась головой о красную плюшевую обивку мебели. Бутылку с коньяком она отшвырнула и все больше горя добавляла в звучные рыдания.
– Господи! Беда-то какая… – уже клушей возле сестры бегала Гутя.
– Мам, подержи ей голову, сейчас зальем коньяк, – переживала Варька.
Фома – норовистый зять Гутиэры и муж рыжеволосой Варьки – видимо, вспомнил, что он хирург по профессии и Геннадий Архипович сбежал по его недосмотру, взял ситуацию под свой контроль. Он ухватил голову Аллочки в свои крепкие руки, приподнял ее и властно скомандовал:
– Варь! Давай бутылку!
Аллочка больше не сопротивлялась, пила успокоительное большими громкими глотками, после чего в руках Фомы обмякла и рухнула с сочным храпом.
– Ничего себе, – хмыкнула Гутя. – Как-то она быстро… того… успокоилась…
– Это потому что у нее защитная функция организма, – авторитетно пояснила Варька.
Она только окончила курсы психологов, поэтому знала много красивых, умных слов.
