российский читатель постепенно входили в общее русло мировой социологической мысли. Наконец, с конца 80-х-начала 90-х годов, социология получает полные права гражданства в России. Она вводится в число обязательных дисциплин во все стандарты высшего образования, открывая для всех желающих доступ к общемировым научным достижениям и в сфере изучения социальных законов.
В первой главе данного учебника мы рассмотрим, каковы основные особенности социологии как научной дисциплины, изучающей особую реальность окружающего нас мира – человеческое общество. Мы попытаемся выяснить также, какова в самом общем виде структура социологического знания, из каких основных частей она состоит и как эти части соотносятся друг с другом. Однако вначале представляется целесообразным разобраться вот в чем. Учитывая, что мы назвали эту главу «Социология как наука», нам предстоит более или менее детально пояснить, что мы имеем в виду под каждым из этих понятий. Для этого нам следует вначале объяснить значение термина «наука». А уж затем мы попытаемся очертить качественную определенность второго понятия – «социология», указав на круг тех явлений (а также их особых свойств), которые подлежат ее изучению.
§ 1. Особенности научного знания о социальной реальности
Один из авторитетных современных социологов Нейл Смелзер дает такое определение: «Социология – это научное изучение общества и общественных отношений. Она черпает данные (факты) из реального мира и пытается объяснить их на основе научного анализа (выделено нами. – В. А., А. К.)».[2] Стало быть, прежде чем понять, что такое социология, нам предстоит разобраться с тем, что такое наука. Само это понятие – «наука» – тесно связано с глаголом «научить», «научаться». Этим глаголом в русском языке, как известно, обозначают действия людей, направляемые на процесс получения ими новых знаний.
Мы не будем вдаваться здесь в философский анализ понятия «знание». Посмотрим, как оно соотносится с некоторыми смежными понятиями – такими как «познание», «информация». Оттолкнемся от определения, данного Советским энциклопедическим словарем, согласно которому знание – это «проверенный практикой результат познания действительности, верное ее отражение в мышлении человека».[3] Таким образом, знание представляет собой не что иное, как совокупность сведений об окружающем и внутреннем мире, которые накапливает человек (или группа людей) в ходе восприятия информации – своеобразных «квантов» знаний, тех отдельных сведений, которые воспринимаются человеком в процессе познания. Происходит же это либо из непосредственного наблюдения, либо в процессе передачи их человеку другими людьми непосредственно или опосредованно (через материальные носители информации) с помощью различных условных знаковых средств – устно или визуально. Эти «квантованные» сведения постепенно аккумулируются и объединяются в единую систему с помощью определенной их интерпретации, толкования. Процесс последовательного построения такой системы знаний – это и есть познание. Целью познания служит приобретение не любых, а именно истинных знаний об объективном мире. Ложные знания тоже появляются в процессе познания, но как его необходимые издержки.
Для понимания сущности знания, а также того, как оно организуется, накапливается, систематизируется и используется на практике, вероятно, не последнюю роль играет способ, с помощью которого люди приобретают свои знания. Дело в том, что в нашей повседневной жизни мы познаем окружающие нас вещи и явления многими разнообразными способами. Мы можем, в частности, принимать на веру (т. е. не подвергая сомнению и критической перепроверке) все, что мы услышим от окружающих нас людей или прочтем в каких-то письменных сообщениях. «Верить – значит отказываться понимать», как утверждал французский писатель Поль Бурже. В случае некритичного принятия на веру у нас вряд ли вызовет сомнение сообщение авторитетного для нас источника о том, что Земля – это огромный плоский диск, покоящийся на трех слонах (или китах), и мы просто включим эту информацию в состав уже имеющегося в нашей памяти комплекса сведений об окружающем мире. Назовем такие знания мифологическими. Они в значительной степени совпадают с религиозными (от лат. religio– набожность, предмет культа), однако вовсе не исчерпываются ими.
Мы могли бы также замечать и фиксировать отдельные разрозненные факты и, интуитивно их соединяя и сопоставляя, выявлять определенные закономерности в окружающем нас мире для того, чтобы использовать полученные таким образом знания в своей повседневной деятельности. К такого рода знаниям относятся, например, установленная и проверенная на практике информация о том, что огонь жжется и вызывает боль, что погоду предвещают те или иные внешние признаки в природной среде, что необходимо предпринять определенные действия, чтобы отправить письмо и т. п. Накопленное таким образом знание именуется знанием здравого смысла. Оно является практическим, экспериментальным и критическим, но зачастую отрывочным и непоследовательным именно в силу способа своего приобретения. Повседневная жизнь и в самом деле представляет собой фундаментальную реальность, в рамках которой живет абсолютное большинство людей. Постижение этого мира характеризуется «естественным аттитюдом», который принимает мир естественным, заданным и неизменным. Мир, постигаемый с помощью здравого смысла, непроблематичен и воспринимается неоспоримо, как данный.
Знание здравого смысла играет важнейшую роль в формировании общего тезауруса[4] каждого человека. Во многом содержание знания здравого смысла составляет имплицитное знание, то есть такой набор сведений об окружающем мире, когда человек знает больше, чем он в состоянии выразить словами. Имплицитное знание может выражаться, например, в каком-либо практическом умении и в то же время характеризуется невозможностью адекватно описать данное умение. Скажем, многие люди умеют ездить на велосипеде, но мало кто из них в состоянии описать свои навыки – как удержать равновесие на крутом вираже, почему велосипед более устойчив при быстрой езде, чем при медленной и т. д. Под имплицитным знанием следует, таким образом, понимать знание о различных взаимосвязях, которое можно использовать практически, хотя внутренняя причинность данных связей необъяснима.
Если же мы будем пропускать всю получаемую нами информацию через призму особых интересов той социальной группы (национальной, этнической, религиозной или экономической), к которой мы принадлежим, подразделяя полученные сведения в соответствии с этими интересами на хорошие и плохие, правильные и неправильные, полезные и вредные – разумеется, прежде всего для членов этой группы, – то получаемые в результате такой сортировки знания будут носить отчетливо выраженный идеологический характер.
Наконец, один из особых и чрезвычайно важных путей приобретения сведений об окружающем нас мире – это научный способ. Полученное в результате научное знание существенно отличается от знания, происходящего из мифов (и принимаемого на веру), случайных наблюдений, интуиции, веры или здравого смысла. Оно имеет свои определенные атрибуты, либо совершенно не свойственные другим типам знаний, либо проявляющиеся в иной форме.
Поскольку для нас особый интерес представляет именно научное знание, давайте, прежде всего, выделим главные качественные характеристики этого типа знания, а затем рассмотрим их более подробно. Качественная определенность любого феномена лучше всего постигается в том случае, если сравнить его атрибуты с соответствующими признаками других, схожих с ним, но в чем-то от него отличающихся. Попытаемся проделать такой анализ, сравнив качества научного знания с соответствующими качествами мифологического, идеологического, а также знания здравого смысла.
В своей оценке научного знания мы опираемся на работу Дженнет Джонсон и Ричарда Джослина «Методы исследования политической науки»[5] и исходим из того, что его отличают следующие специфические черты:
¦ эмпиричность;
¦ эмпирическая проверяемость;
¦ ненормативность;
¦ передаваемость;
¦ общность;
¦ объяснительный характер;
¦ временность.
Если попытаться сопоставить наличие или отсутствие того или иного из этих качеств у каждого из перечисленных нами типов знаний (обозначив наличие знаком «+», а отсутствие – знаком «-»), то мы
