что под это дело подпишут другого, тем спокойнее вечера и беззаботней каждое новое утро.
Можно было уже давно уехать. Однако «отбой» никто не давал, а двадцать «тонн» баксов на дороге не валяются. Курочка – по зернышку, и если бы он так относился к работе, что мог махнуть на проблемы рукой и уехать, то не было бы ни зернышек, ни тех, кто бы их предлагал. Ворочаясь на диване, потягивая пиво из высокого, купленного по случаю, стакана, человек нервничал и пытался вслушиваться в каждое слово, произносимое диктором с экрана. Тот рассказывал о новых политтехнологиях на выборах, борьбе журналистов с Центральной избирательной комиссией за методы освещения этих выборов и суммах, в которые эти выборы обходятся партиям и одномандатным депутатам.
Это все было, безусловно, интересно, благо человек из Питера обладал достаточным интеллектом, чтобы разбираться во всем этом. Рядом стояло хорошее терновское пиво, которое было, безусловно, лучше, чем любое питерское, сигареты, покой. Было все, кроме главного. Еще три дня назад, напоровшись на проблемы, человек попросил Коровякова (в его же, коровяковских, интересах, разумеется) узнать, не предвидится ли приезд Струге в областной суд. Дело в том, что обычные способы устранения отдельно взятого человека потеряли смысл сразу же, едва не только прокуратуре, но и всему городу стало известно, что Кургузов, так дерзко третировавший судью по телефону, письменно и очно, уже давно находится в мире теней. Добраться до жены судьи было невозможно: уходя, тот ставил квартиру на сигнализацию. Выходя из подъезда, тут же нырял в подставленный автомобиль. Автомобиль срывался с места и ехал совсем не туда, куда Струге с вечера по телефону обещал собеседнику приехать. В Центральный суд теперь пропускали лишь после досмотра и проверки документов, однако и без этого было ясно, что человек из Питера на вторичный налет не решится ни при каких обстоятельствах.
Изучив места возможного пребывания Струге в городе, человек отметил несколько пунктов назначения. Во-первых, это адрес, по которому проживает некто постоянно сидящий за рулем «Волги» с номерами УВД. Эта-то «Волга» и подается по утрам к подъезду. Во-вторых, это, конечно, суд. В-третьих, аптека, в- четвертых, и это последнее, где он бывал ежедневно, – продуктовый магазин. На этом круг интересов судьи замыкался. Путаясь в догадках относительно своих последующих действий, человек из Северной столицы позвонил Коровякову и попросил узнать, возможно ли перемещение Струге за пределы этого прямоугольника. И в разговоре заметил:
– Послушайте, Друг, он же государственный муж. Не писатель, не бомж и не директор департамента по транспорту. Это означает, что у него есть какие-то обязанности. Перед кем-то же он должен держать ответ за службу, например? Его могут куда-то вызвать, направить, в конце-то концов?
– Понимаете, Друг… Судья – это как раз такой государственный муж, который ни перед кем не отчитывается, и никуда его, за исключением отставки, послать невозможно… Впрочем, я понял, что вы имеете в виду. Я узнаю и выйду на связь.
И вот миновал уже целый день после посула, и вместо того чтобы хотя бы вешать на уши лапшу и отвираться, Коровяков исчез вовсе.
Оставалось пиво, сигареты и телевизор. Ящик с телепередачами, где рекламируют терновские фирмы по производству пластиковых окон, рассказывают о городе Геффельшторфе – побратиме Тернова и обещают погоду на завтра.
Он давно бы уже уехал. И останавливали даже не двадцать тысяч, а желание достать того, кто, в отличие от многих, оставался недоступен. Человека вел азарт, рассчитанный на желанный фарт и победу. И уже не важно, что это будет – топор, пуля или толчок на рельсы под набирающий разбег поезд…
И он дождался.
Бойкий голос заказчика прорывался сквозь мембрану телефонной трубки и извинялся за вынужденное молчание. Друг объяснял Другу, что на его посту невозможно отойти от суеты даже на час, и перерыв в связи – лучшее тому подтверждение.
– Половина суммы ждет вас, – предупредил, словно поглядывая на часы, старший из Коровяковых.
– А я жду результата ваших обещанных действий, – играя пультом от телевизора, спокойно возразил человек из Питера. Он любил деловой разговор и презирал лирику. Конечно, его ждет половина. Если бы он сомневался в этом, его Другу из заказчика пришлось бы переквалифицироваться в заказ.
– А я всегда выполняю то, что обещаю. Сегодня вечером известное вам лицо отправится в соседний город Слянск. Есть у них в практике такие случаи, когда местный правовед не в силах принять бескомпромиссное решение. Например, когда приходится объявлять суровый приговор подсудимому, возглавляющему ведомство, выделяющее тебе жилплощадь, или когда у судьи неприятности, наподобие известного вам лица. Тогда в город командируется один из судей другого города, чтобы вершить правосудие беспристрастно.
– Где этот Слянск?
– Полтора часа езды на электричке, которая отправляется туда через три часа. Сколько на ваших часах?
Человек из Питера бросил взгляд на «Сейко».
– Половина третьего по местному времени.
– Так вот, без четверти шесть по местному времени электричка и отправится.
– Охрана?
– Его и отправляют в Слянск на десять дней для этой миссии, потому что в Тернове его разыскивает какой-то сумасшедший. Не слышали, как этот сумасшедший устроил погром в районном суде? Говорят, ни одна из тридцати пуль, им выпущенных, в объект не попала. Прокуратура склонна делать вывод, что у киллера большие проблемы со зрением. Так вот, преследователь ищет судью в Тернове, а хитрый судья в это время отправится в Слянск. Скажите, разве убийце придет в голову искать его в Слянске? Или в электричке, которая туда отправится с Центрального железнодорожного вокзала?
– Это все?
– Может, затащить судью куда-нибудь на стройку, чтобы у вас совсем проблем не было?
Человек из Питера покривился:
– Завтра утром вы узнаете интересующую вас новость. Меня больше никогда не увидите, но деньги должны быть переведены на известный вам счет в течение трех дней. Если этого не случится, то вы меня увидите еще раз.
Отключив связь, коренастый бросил трубку на диван и еще раз посмотрел на часы. Он никогда не выплескивал эмоции, оставаясь наедине с собой. Кому это нужно? Лишняя трепка нервов. На людях он не позволял себе расслабляться тем паче. Чем больше ты выплескиваешь энергии из себя, тем сильней у окружающих уверенность в том, что верить тебе нельзя. Эмоциональный человек склонен к опрометчивым поступкам, а авантюристы у деловых людей популярностью не пользуются.
Вторая «беретта» ничем не отличалась от первой. Оба пистолета были привезены в Тернов в заводской упаковке и проверены на пустыре. Первый пришлось «подарить» заполошному Генке, два магазина пришлось оставить в суде на полу кабинета Струге. Оставался второй пистолет и к нему – четыре магазина. Шестьдесят патронов. Это в шестьдесят раз больше, чем нужно. Хотя, если вспомнить последние события в суде, это как раз столько, сколько потребуется.
Выждав ровно два часа, коренастый выключил телевизор, протер в квартире все поверхности, к которым мог прикасаться за эти дни – не пропустил даже стульчак в туалете, – закрыл дверь и вышел на улицу. Ключ он выбросит по дороге на вокзал, приспустив боковое стекло серебристого «Ниссана». Он выбрасывал ключ, веря в то, что сегодняшний день в Тернове – последний.
– Ты только будь там поосторожней, – увещевал Пащенко Струге на перроне. – Этот мерзавец может появиться откуда угодно.
Они стояли в окружении нескольких оперативников ГУВД на холодном ветру, и Вадим, оставив шапку в машине, ежился. Он смотрел на судью, словно раздумывая, стоит отпускать его одного в дорогу или нет.
– Может, все-таки приставить двоих ребят? Они светиться не будут, просто в поезде подстрахуют. А? Хорошо, когда есть еще две пары глаз…
– Не стоит, – отмахнулся Струге, давая понять, что развивать эту тему в дальнейшем – напрасный труд. – Я уже все решил. Неизвестность может продолжаться вечность, а у меня больше уже просто нет сил. Я сплю по три часа в сутки, целыми днями не выхожу на улицу, сижу в процессах и думаю лишь о том, когда меня решат.
