собой… люк?
Но зачем здесь люк?
Внезапно люк провалился куда-то вниз — и капитан Майкл Бейкер, не успев сориентироваться, провалился вниз вместе с ним…
Он не знал, сколько времени он был без сознания. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что жив, связан, сидит и куда-то едет. Голову кружило, горло саднило, в руки врезались края металлических, старомодных наручников. Куда ни погляди — везде темнота… темнота, пахнущая какой-то дрянью.
— Товарищ майор, он головой мотает… — донеслось откуда-то издали, как через подушку.
— Ну, сними с него колпак… — раздался другой голос.
Колпак с его головы сдернули — и он с любопытством огляделся по сторонам. Он ехал и ехал по какой-то дороге, большой и заполненной транспортом. Ехал он в чем-то, напоминающем автобус, но этот автобус был очень неудобным, салон его висел высоко над землей, и он ехал жестко и шумно, громко урча дизелем. Бейкер сообразил, что он находится в специфическом русском автобусе, их делают на шасси полноприводных грузовиков, потому что в России очень плохие дороги. Он едет в таком автобусе, и это наверняка значит то, что он уже в России.
В качестве военнопленного. Или заложника.
Три человека, одетые в странный, очень напоминающий немецкий камуфляж внимательно и с некоторой долей любопытства смотрели на него. Все трое были разные. Первый — молодой, белобрысый, не успевший убрать с лица камуфляжный крем, держал зажатой между коленями русскую бесшумную снайперскую винтовку, такую, какую им демонстрировали на занятиях в Форт Брэгге по обучению обращению с оружием стран — вероятных противников, а в руке у него была рация, сильно напоминающая его рацию. Чуть подальше сидел детина, габаритами напоминавший израильский бульдозер, он крутил в руках — в них она казалась игрушечной — его винтовку. Третий был…
Русский бы сказал, что третий был сильно похож на певца и актера Александра Розенбаума, но капитан Бейкер, хоть и знал русский язык, все равно был не русским и такой параллели провести не смог. Зато он сразу понял, кем является этот сухощавый, среднего роста, с наголо выбритой головой мужик, где он служил и чем он занимался в жизни. Третий был его врагом.
Он не знал ни его имени, ни звания, ни места службы — но того, что он видел, было достаточно. Это был его враг, извечный, тот самый, ради которого держава готовила к схватке его самого, не жалея ни сил, ни денег для его обучения. Тот самый, схватка с которым должна была стать апофеозом, сутью и смыслом жизни для них обоих и, возможно, концом для всего остального мира — но которая не стала бы позором ни для одного из них, ни для того, кто выиграл бы эту схватку, ни для того, кто ее проиграл бы. Потому что в честном бою и проиграть — не позор, главное — если и проиграть, то проиграть сильному, достойному сопернику, проиграть в честной и бескомпромиссной схватке. Схватке, в которой каждый ставит на кон свою жизнь — а мертвые, как известно, сраму не имут. Годами и десятилетиями они готовились к этой схватке… но так получилось, что их соперник умер, просто умер, так и не схватившись с ними, и они ощутили от этого горечь и досаду, хотя должны были бы порадоваться. Втайне многие из них наблюдали за тем, что происходит в России — и даже тайно сочувствовали ей, ведомые одной мыслью — рано или поздно встретить своего соперника и с гордостью бросить ему вызов.
Вот и встретились…
И человек этот — пожилой, лет пятидесяти — тоже понял, с кем он встретился, и коротко кивнул, подтверждая это. И с этого момента — что бы он ни говорил и что бы он ни делал — хоть одним глазом, но он смотрел на него.
— Товарищ майор, а можно я пистолет его себе возьму? — балагурил молодой. — Какой хороший пистолет.
— Это ты у Великана спроси. Его пленный, он и решает.
— А, Великан?
— Чуго? — прогудел гигант с каким-то странным акцентом.
— Отдашь пистоль? У тебя есть уже.
— Не…
— Ну, тогда меняемся.
— На што?
— А помнишь… разгрузка у меня там?
— Так на меня не налезет… Мне по заказу только шить.
— Ну, тады на горилку…
— Горилки не хватит. И винтовка у хлопчика дюже гарная…
— Куда тебе? К ней же патрон нештатный.
— Найдем… — прогудел гигант, — не последний раз идем…
Молодой все не унимался:
— Слышь ты… Ты пшек или пиндос? Звать тебя — как? По-русски — розумешь?
— Оставь его в покое, старлей, — сказал старший, — и грабки к нему не тяни. А то лишишься.
— Так он же связанный, товарищ майор…
— Таким… угрям это не проблема…
Но старлей вопреки приказу не унялся, зачем-то полез к пленному, пытаясь его обыскать — благо сидел рядом.
— Та-а-ак… Что тут у тебя… ну-ка… ах ты с…а!
Сильный удар в челюсть, золотые мушки перед глазами, соленый вкус по рту — но Бейкер сознания не потерял — все как бы происходило не с ним, с кем-то другим, а он наблюдал за этим со стороны.
— А-аставить! Отставить! Ты что, старлей — о…л в атаке?!
Пожилой оставил свои дела и неудобно смотрел на молодого, дышащего тяжело, как загнанная лошадь.
— Что с тобой? О…ел?!
— Тащ майор, вы посмотрите только. Он же с ветерана какого-то это снял, падла… Гад, его замочить за это… повесить, вы…дка! Трофеи собирал, б…ь!
— Ну-ка дай сюда! — жестко сказал старший. — И пистолет тоже!
Дисциплина в группе, которая его захватила, была, это была не банда — молодой безропотно отдал требуемое.
— Теперь пересядь! Вон туда!
И эта команда была исполнена, благо салон внедорожного автобуса был пустой.
— Тебе кто, долбоюноша, разрешил пленного бить? — с угрозой в голосе сказал старший. — Ты забыл, где находишься? Здесь армия, б…, а не постоялый двор разбойного приказа! Если, б…, не устраивает — пиши рапорт, и до свидания! Мародеры, б…!
— Он же старика какого-то… тащ майор.
— Не тебе решать! Над тобой постарше люди есть как годами, так и званием! В Ростов приедем — они и решат, что делать! А твое дело — «так точно» отвечать, когда к тебе сочтут нужным обратиться! Не слышу!
— Так точно, тащ майор…
— Вот так. А приедем в расположение — я тебе вторую часть Мерлезонского балета устрою! Под толчок ямы новые нужны? Вот ты их и выкопаешь! В личное время солдата, б…!
— Есть… — обреченно сказал молодой.
Какое-то время все ехали молча, потом старший опять заговорил, видимо, чтобы немного разрядить обстановку.
— А вообще, Великан, хорошо сделал. Не растерялся. Не только «Шмели» таскать на хребте можешь…
— Дак… а что с ним делать-то, тащ майор?
— Че с ним делать… Поменяют, наверное. Говорили, Резниченко со своими попался, сидит на нарах в львовском гестапо. Вот и поменяют…
Что такое «гестапо» — Бейкер не знал. Но слово обмен — понял, и с той самой поры перестал
