фигуры; но при виде Генриха, измученного, обрызганного грязью, с изнуренным лицом, со всклоченными волосами, не она первая бросилась ему навстречу: молодой юноша красивой наружности схватил его за руку, вскричав:
– Генрих, Генрих, неужели это правда!
Красавица же, сделав шаг вперед, ничуть не изменилась в лице, и хотя не отворачивалась от жарких поцелуев мужа, но с видимым отвращением проговорила:
– Ах, мессир, какие грязные у вас сапоги!
– Ты все слышала, Кэт? – сказал Генрих, пристально вглядываясь в глаза красавицы, словно боясь, чтобы горестная весть не слишком поразила ее.
– Сражение? Да разве это уж такое несчастье? – потом, заметив озадаченный вид мужа, прибавила: – Бедный мессир Кларенс! Жаль его – он был такой красивый!
– Ах, крошка моя, он так любил тебя! – вскричал Генрих, с жадностью хватаясь за этот слабый луч сочувствия.
– Да… – ответила Екатерина, удивленная такой пылкостью мужа. – Он был очень любезен. Но это дело не усилит Арманьяков?
– Надеюсь, что нет! А где Меджи, несчастная, его жена?..
– Она уехала к себе нынче же утром и вздумала было взять с собой девицу де Бофор, но я, конечно, воспротивилась – нужно же мне было иметь при себе кого-нибудь королевской крови.
– Увы, Джон!.. – обратился Генрих к брату, но Екатерина прервала его, сказав:
– Вы еще не поздоровались с мадам де Гено и с принцем Орлеанским. Впрочем, вы в таком ужасном виде!.. – прибавила она, с ужасом осматривая грязное платье мужа.
– Я мигом переоденусь, моя прелесть, – ответил Генрих, – и приду с вами ужинать.
– Ужинать? Да мы уже давно отужинали.
– Но мы сильно проголодались, а я так торопился поскорей увидеть тебя, моя Кэт.
– Если это так, то с вашей стороны совершенно не любезно являться в таком виде, – растерзанным, измокшим, – совершенно не по-королевски! Вы заболеете, мессир!
Последние слова вызвали на лице Генриха улыбку благодарности.
– Не беспокойся, моя прелесть, я не заболею.
– В вашей комнате вам подадут ужин, – сказала королева, – а мы пока окончим партию.
Генрих покорно вышел, но Бедфорд остался, и подойдя к Екатерине, сказал:
– Невестка, он очень огорчен; ваше присутствие может успокоить его – он так жаждал быть с вами.
Екатерина бросила из него удивленный взгляд, как бы укоряя за нарушение этикета, вывезенного ею из Франции. Джон Бедфорд, конечно, никогда не казался ей ни красивым, ни любезным. На ее нетерпеливое движение он ничего не ответил, а только пожал плечами и вышел из комнаты.
Она же, преспокойно усевшись за игру, не обратила даже внимания на остальных, и им ничего более не оставалось, как удалиться.
– Гордое создание! Она не позволяет Генриху и слова вымолвить своей кузине! – пробормотал сэр Джемс, войдя к себе в комнату. – Но, ты ее видел-таки, ты ее видел? – прибавил он, положив руку на плечо Малькольма.
Юноша покраснел, как маков цвет, и заикаясь сказал:
– Леди Джон, сэр?
– А кто же? Если Шотландия увидит это красивое лице, то не правда ли, забудет свои глупые предрассудки? Впрочем, это единственные безумные речи, слышанные мной в Гленуски.
– Мне кажется, – сказал Малькольм, сконфужено опуская глаза, – ее примут с гораздо большим энтузиазмом, чем королеву Екатерину, – в ней больше величия.
– Не научился ли ты уже придворной лести? – заметил сэр Джемс, улыбаясь.
– Нет, – ответил Малькольм, заметно довольный, – но ее карие глаза, ее темные локоны…
– Карие глаза?.. Темные локоны?.. – прервал его король. – Да ты совсем помешался!
– Мне казалось, сэр, – возразил Малькольм, – что вы говорите о той величественной даме в белом покрывале, что сидела возле королевы.
– Ах, глупый мальчишка! – сказал сэр Джемс. – Он принял смуглую люксембургскую игуменью за сомерсетскую розу!..
Видя, что юноша совершенно растерялся, сэр Джемс принялся перечислять всех, только что ими виденных.
Жакелина, урожденная графиня де Гено, а после замужества – герцогиня Брабантская; Жоффрей, герцог Глочестерский, юный и блестящий брать короля; серьезный и задумчивый герцог Орлеанский, попавший в плен во время сражения при Азанкуре; красивый, но с плохими манерами граф Марчский; храбрый лорд Варвик; сэр Людовик Робзарт, старый рыцарь, которому была поручена королева после помолвки; и, наконец, юноша одних лет с Малькольмом, но выше и сильнее его, с веселым, беззаботным и несколько вызывающим видом, с первого раза очень понравившийся молодому Гленуски, был никто иной, как Ральф Перси, второй сын сэра Гарри Перси.
– Известного под именем Готспура, что попал в плен при Оттербурне и умер мятежником? – спросил Малькольм.
