рта и остекленевшие глаза, лишь вздохнула:
— «Недолго мучилась старушка…»
Джоанна из-за плеча подруги глянула в мертвое лицо.
— Дежа вю, говоришь?! — грозно выпрямилась она. — Помню я покойничка. И ты помнишь! Жернов на голову, Филат удушенный, самострелы на дороге… Да и дырка у тебя в плече — тоже его рук дело! Так вот какого зверя уполевал наш Жак! А ты что скажешь? — девушка резко обернулась к казначею.
Отец Амвросий стоял посреди кельи, не отрывая взгляда от распростертого на полу тела. Лоб его покрывала испарина, длинные худые пальцы судорожно сжимались и разжимались. Казначей медленно поднял взор, напоролся на яростный огонь, полыхнувший из глаз Джоанны и, покачнувшись, без сил опустился на сундук.
— Ясно! — Джоанна, обернувшись, бросила: — Жак, убери труп! — и подошла вплотную к Амвросию. — Книгу!!!
Казначей протянул руку к еле заметной нише почти за своей спиной, но отдернул ее и сумрачно глянул на Джоанну.
— Потолковать бы с глазу на глаз!
— Толкуй.
— А-а?.. — Амвросий бросил вопросительный взгляд на Ксави.
— Толкуй, — повторила Джоанна. — Тут все свои.
— Хорошо, — кивнул тот и полувопросительно-полуутвердительно обронил: — Чай, у князь-кесаря на службе состоите?
— Предположим! — Джоанна незаметно подмигнула Мари. Та понимающе кивнула.
— Худы больно, — заметил монах. — Али недоедаете?
— Допустим! — столь же неопределенно ответила Джоанна.
— Что же, в царской казне ефимков недостает псов антихристовых кормить?
— Флот строим, — нахмурилась Джоанна, — со шведами воюем. Откуда казне полной быть?
— И то, — согласился казначей и, помолчав немного, раздумчиво вопросил: — А надобен ли флот Руси великой?
— Вот и я об том же, — вздохнула Джоанна. — Заикнулся было Федору Юрьевичу: «Пошто, мол, казну зря тратим? Али других дел славных нет?», так едва в пытошную камеру не угодил.
Амвросий с неожиданным интересом глянул на отрока:
— Иноземец, чай?
Джоанна молча кивнула.
— Не из шведов ли?
— Нет, британец, — ответствовал отрок, но от острых глаз Амвросия не укрылось ни то, как вспыхнули его щеки, ни то, как вздрогнул и оглянулся второй юнец.
Казначей притушил в глазах блеснувший было радостный огонек и как можно равнодушнее спросил:
— А что за толк бритту о Руси печалиться?
— Не скажи, отче, — грустно покачала головой Джоанна. — Бывал я с родителем (посланником был покойный) во младенчестве при дворе Федора Алексеича. Красиво было! Экзот
— Лепота! — ностальгически вздохнула Ксави.
— А ныне, что Англия, что Россия — кафтанишки узкие, парики, речь коверкают, а по-русски не говорят. Прежние только кабаки да дороги. И то… — Джоанна досадливо махнула рукой.
— А флот как же? А шведы? — Амвросий почуял слабину в князь-кесаревых слугах, слабину столь явную, что не верил собственным ушам, но упускать нить разговора не собирался — пусть говорят отроки, а вдруг где оступятся.
— Флот! Шведы! — передразнил казначея белобрысый юнец и, сделав круглые глаза, горячо зашептал: — Не надо бы пускать Чёртушку в моря! Всех купцов взбаламутил, смуту по всей Европе учинил. Жаль, не смозговали, не подсобили Софье Алексевне!
Казначей отвернулся, чтобы не было видно, как усмешка кривит тонкие бледные губы. Парнишки-то — шведские лазутчики, это ясно. Понятно теперь, на что им книжица! Но «слово и дело» он, Амвросий, кричать не станет — самому сгодятся!
— Значит, мешают Европам дела Антихристовы?
— Торговля совсем захирела, — снова махнула рукой Джоанна. — Лес, меха, рыба разве с русскими сравнится? А если еще флот?!..
— А коли б нового царя на российский престол возвести? — Амвросий испытующе посмотрел на Джоанну. Та загадочно улыбнулась:
— Большая смута требует больших денег…
Взгляд казначея обострился, ноздри тонкого носа дрогнули. Подобравшись, как тигр перед прыжком, он поднялся с сундука и бесшумно отодвинулся в сторону. Ласкающе проведя ладонью по крышке ларя, он вдруг резким движением поднял ее. В тусклом свете дымного оконца скарбницы тягуче-червонным блеском сверкнули монеты. Отец Амвросий подался вперед, хищным взором ловя выражение лиц гостей.
— Таких? — голос его прозвучал сдавленно. — Или таких?.. — он, не глядя, откинул крышку второго сундука, третьего…
— Хватит? — инок, захлебнувшись, глянул в недоверчиво прищуренные карие глаза.
— Это ты, что ль, казну монастырскую трясти собрался? — звонко расхохоталась Ксави. — А сколько у вас, батенька, за растрату дают? Небось, на полную катушку — уши, ноздри, клеймо на вывеску, и с песней на уральские рудники?! Не-е, меня такая перспектива не прельщает. Я лучше у князь-кесаря на побегушках… Тише едешь — дальше будешь…
— Погоди! — отмахнулась Джоанна. — А мне идея нравится! Ну-ка, ну-ка, отец казначей, поведай, за какие такие заслуги сулишь ты нам эти золотые горы? За книжицу, что ль?
— И за нее тож! — кивнул Амвросий.
— Да зачем она тебе? — чуть принужденно рассмеялась Джоанна. — Ну, поведало тебе ведьмино орудие: что было, что будет, чем сердце успокоится. Дальше-то что?
— Ведомо мне теперь, где Антихриста подловить! — словно в горячке зашептал казначей. — И убивать-то не надо, просто корабела того, что Петьку от мачты заслонил, заранее того… Аль пушек не подвезти… Мало, что ль, таких оказий?
— Ну, допустим, дарю я тебе книжонку-то! — Джоанна присела на край сундука и нежно погладила червонцы. — Ну, убираешь ты Петра-Антихриста… Дальше что? Что это сулит моей стране, мне? Торговать с Европой перестанут? Назад в грязь полезут? Опять же, кто на престол сядет?
Амвросий словно стал выше ростом. Голова его надменно вздернулась:
— Я!
— Клептомания величия[131]! — с сожалением вздохнула Ксави. — Да кто ты такой, чума монастырская, чтобы тебя на трон сажать?
Глаза казначея вспыхнули безумным огнем. Лицо его побагровело. Цепкие пальцы дернули горловину рясы, срывая завязки.
— Я — царевич Симеон Алексеевич! — прохрипел он.
Глава 71
Были когда-то и у тигра молочные зубки…
Мысли горячечно бились в голове казначея. Не к добру, ох, не к добру явились в монастырь отроки! Не пробыли и дня, а уж полностью перевернули его, Симеона-Амвросия, жизнь, все секреты выпытали. Ну, теперь или пан, или пропал! Или псы верные, как Перфилий покойный, или враги страшные на всю
