Около полудня в горницу иноземок влетели взволнованные сестры Меньшиковы. Фарфоровые их личики горели, пышные бюсты бурно вздымались.
— Ах, ах! — закудахтали они. — Скорее, скорее!
Джоанна и Ксави, привыкшие ко всяким неожиданностям, не раздумывая, выскочили за Меньшиковыми — вдруг беда какая стряслась.
— Вот! — гордо заявила Анна Даниловна, когда процессия оказалась на лужайке перед дворцом.
— Что «вот»? — подруги растерянно оглянулись. Ничего из ряда вон выходящего они не заметили.
— Голландские цветы распустились! — Марфа Даниловна с трудом перевела дыхание.
Девушки облегченно вздохнули и расхохотались. Конечно же! Лужайка, покрытая ковром цветущих тюльпанов, была для петровской Руси зрелищем экзотическим.
— А Наталья Алексеевна видала? — поинтересовалась Джоанна.
— Царевна еще затемно в Москву уехала.
— В возке золоченом. Иноземцев встречать.
— Ну-ну, — буркнула Ксави. — Возочки, цветочки… Болотце тепленькое, черт его дери!
— Не скажи, — Джоанна поднесла ладонь козырьком к глазам и прищурилась: — Вон скачет кто-то. Кажется, ему малость не до цветочков.
И действительно, ко дворцу, не разбирая дороги, летел всадник на взмыленной лошади. У самого крыльца он так резко осадил коня, что тот встал на дыбы, а перепуганные Анна и Марфа с визгом шарахнулись и бросились наутек.
— Где царевна? — судорожно выдохнул гость.
— Которая? — подняла бровь Ксави. — Тут их штук пять-шесть: Татьяна Михайловна, Наталья Алексеевна, Анна, Екатерина и Прасковья Ивановны…
— Наталья Алексеевна где? — нетерпеливо перебил ее всадник.
— В Москве, — пожала плечами Джоанна. — Августовых послов встречает.
— Да не едут послы на Москву! — воскликнул гонец. — Прослышали, что двор в Измайловском, и прямиком сюда направились. К вечеру тут будут. А завтра отправятся обратно.
Подруги переглянулись.
— Вот так номер! — ахнула Джоанна. — А их ждали дня через два и в Москве! И спектакль… Вот что, Ксави! — как всегда в трудную минуту мадемуазель Дюпре уступила место капитану Суорду, — Ты остаешься здесь. Готовишь к вечеру сцену и актеров. Я еду за Натальей в Москву. Костюмы и реквизит мы привезем. Декорации придумай сама из чего хочешь.
— Не успеешь! — Мари прикинула время. — Семь верст туда, семь верст обратно — это уже часа три-четыре, да сборы, да на непредвиденные обстоятельства еще часа два. К десяти вернетесь. Потом — одеться, загримироваться. Вот и считай. В лучшем случае к полуночи начнем. А завтра послы отбывают.
— Может, они без представления обойдутся? — Джоанна вопросительно глянула на гонца.
Тот покачал головой:
— Поляки прослышали про действо тиятральное. Для того сюда и торопятся.
— Ч-черт! — тихо выругалась Ксави.
— Не будем усложнять! — Джоанна решительно направилась в горницу, по пути крикнув холопам: — Коня к крыльцу! Да погорячее!
— Что ты задумала? — Ксави прикрыв за собой дверь, в легком недоумении смотрела как Джоанна стягивает с себя платье.
— Всё гораздо проще! Я прямо сейчас надеваю костюм Жодле и верхом скачу в Москву. А на обратном пути накину сверху платье, чтоб не компрометировать Наталью Алексеевну. В общей сложности я часа три экономлю. Так что жди нас уже в костюмах и гриме к девяти вечера.
Глава 55
У нас все делается через задницу.
Кроме клизмы.
В начале мая в средней полосе России солнце садится уже не рано. Тем не менее около восьми часов вечера на Яузу спустились сумерки. В слабом рассеянном свете прибрежные деревья и кусты казались серыми призраками, а живое серебро реки потухло и превратилось в тусклый свинец. Смолкали птицы, утихали трещавшие весь день неугомонные кузнечики. Только изредка пролетал над водой тихий неясный звук — то ли шелест, то ли шепот. Внезапно в тишине раздался стук копыт. Шепот стал отчетливей:
— Глядь-ко, Тришка, никак возок!
— Он самый. Да богатенькой!
— А что, робяты, не остановить ли нам энтих птиц, да не постричь ихних перышков? А, атаман?
— Можно, — прогудела басовая струна. — Не всё боярам мужичков грабить, когда и обратно надоть. Ну-кась, заходи, парни!
Возок уже подъезжал к узкому деревянному мостику, когда со свистом и гиканьем перед ним посыпались разбойники. Старика кучера словно ветром сдуло с козел. Проводив его веселым гоготом, бородатые мужики окружили карету, за большими стеклянными окнами которой угадывались в сумерках две женские фигуры.
— О-го-го, какие раскрасавицы! — воскликнул чернобородый одноглазый разбойник и распахнул дверцу.
Далее события разворачивались с невероятной скоростью. Одноглазый, сунувшись было в карету, вылетел из нее, как булыжник из пращи, и, описав в воздухе безукоризненную параболу, свалился в воду. Тотчас из кареты выпорхнуло воздушное создание с тяжелым подсвечником в нежной ручке и ехидно осведомилось:
— Кому добавки?
Оторопевшие было мужики загалдели и стали сдвигаться. Тут камень, метко пущенный кем-то, выбил подсвечник из рук девицы. Розовые губки тихо произнесли нечто весьма энергичное, после чего «создание» одним махом подоткнуло пышные юбки, под которыми оказались портки и высокие ботфорты, и выхватило из кареты шпагу. Клинок со свистом рассек воздух. Этот звук в сочетании с решительным лицом произвел на разбойников неизгладимое впечатление.
— Ого! — пробормотал атаман. — Вот так девка! Огонь! А вторая-то где? Прячется, струхнула, небось?
Джоанна молниеносным движением выдернула из-за пояса пистолет и кинула его в карету:
— Наталья Алексеевна, держи! А подойдет, так стреляй!
— Наталья Алексеевна? — оторопело уставился на нее атаман. — Не государя ли, Петра Алексеича сестрица будет?
Вторая дверца кареты скрипнула и распахнулась. Из возка, поправляя замысловатый узел русых волос и строго хмуря тонкие брови, вышла царевна.
— Матушка! — возопили разбойники, бухаясь ей в ноги. — Прости окаянных! Не признали!
— Пошто злодействуете? — низкий голос был суров.
— Поборами бояре замучили. Женки, детишки оголодали совсем, пухнут.
— К Петру Алексеевичу в войско идите, в корабелы, в моряки.
— Подневольные мы, матушка. И хотели, да боярин Алексей Федосеич Картузов не пустил. А хотельщиков на дыбе поднимал и уши резал, как беглым.
