забыть об этом даре позднее, если ему посчастливится уцелеть во время битвы.
Между тем бой продолжался, теперь уже и в самом городе. К этому времени в доспехах Ричарда застряло уже столько стрел, что он стал похож на ежа. Однажды его чуть не захватил в плен небольшой отряд противника, и все же королю удалось, сразив нескольких врагов, вырваться из окружения. Его сравнивали с образом воина из Книги Второзакония: «Мои стрелы и мой меч упьются кровью и плотью врагов, пока не исполнится отмщение». В другом случае один из эмиров осмелился бросить вызов этому воителю, наделенному, как многим казалось, почти сверхъестественным даром бойца. Он атаковал Ричарда, но тот отсек ему голову вместе с правым плечом. Это зрелище устрашило вражеских воинов, и сразиться с Ричардом никто больше не решался. К вечеру сражение завершилось ничем. Мусульмане потеряли в нем около семисот человек, а у крестоносцев было только двое убитых, но много раненых.
«В тот день, — писал хронист и друг султана Бега аль-Дин, — английский король с копьем в руке объезжал поле боя, и ни один из наших людей не решился бросить ему вызов».
Это была последняя битва Третьего Крестового похода.
Она запомнилась современникам и потомкам в равной мере как благодаря удали и доблести Ричарда Львиное Сердце во время боя, так и благодаря благородству Саладина, проявившего высокое уважение к своему достойному противнику.
Глава 30
«ВОТ МОЯ РУКА»
Сразу же после битвы за Яффу Ричард почувствовал себя скверно и слег. Несколько дней он страдал от сильной лихорадки. Врачи определили болезнь короля как скоротечную малярию и предупредили, что выздоравливают после нее нечасто. Ричард был не одинок. Множество трупов на поле боя провоцировали эпидемию, и солдаты обеих войск заболевали и умирали десятками.
Когда по лагерю крестоносцев поползли слухи, что король «вот-вот покинет этот мир», Ричард осознал опасность своей болезни не только для него самого, но и для всего своего предприятия. Часто только его участие в военных действиях спасало его армию от разгрома. Как выразился английский хронист Ричард Девайз, «если бы Саладин узнал о кончине короля, он бы просто закидал французов коровьим навозом, а лучших английских пьяниц опоил бы дурманящим зельем». Теперь, в случае новой атаки противника, король Ричард был бы беспомощен. Кроме того, французы, удобно устроившиеся в Акре, в очередной раз отказались прийти на подмогу к англичанам.
Саладину быстро стало известно о болезни Ричарда, и он прислал к нему в качестве посла своего дворецкого Абу Бекра. Ричард предпочел увидеться с ним за пределами Яффы, чтобы посол не видел жалкого состояния обороны города. Король, по словам одного из очевидцев, «был бледен, как смерть». Конечно, вскоре разговор зашел о заключении мира.
«Сколько же еще уступок Саладину могу я делать? — спросил посла Ричард. — Прежде всего мне хотелось бы быть в состоянии вернуться на родину. Но скоро зима, и уже идут дожди, поэтому я решил остаться здесь. О чем же нам теперь говорить?»
Абу Бекр передал этот разговор султану, подробно описав тяжелое состояние короля. Саладин тут же созвал совет эмиров и сказал: «Король Англии тяжело болен, а французы уже готовы вскоре вернуться домой. Теперь противник исчерпал свои возможности и мощь его сокрушена могучей дланью Аллаха. Теперь время нам благоприятствует, и мы могли бы либо взять Яффу внезапным ударом, либо, устроив поход под покровом ночи, напасть на Аскалон. Если мы будем мужественны, как должно, то добьемся своей цели. Нам не привыкать вести джихад».
Этот новый призыв к оружию был встречен возгласами одобрения, как того требовал обычай. Затем заговорил один из эмиров: «Государь, поступай, как считаешь должным, ибо ты всегда принимал верные решения, и только то, что установлено тобой, остается прочным. Милость Аллаха помогает тебе во всех твоих начинаниях. Служа Аллаху, ты стяжал доблесть и славу, ты всегда трудился ради нашего успеха, чураясь праздности и презирая высокомерие. Благодаря твоей нерушимой вере ты приводил нас к желанным победам».
Это была прелюдия к тому, чтобы высказать несогласие с султаном, но на Востоке принято так выражаться.
«Моя обязанность, с помощью Аллаха, вести вас твердым путем, — отвечал Саладин. — Кто может переменить всю свою жизнь? Мы умеем лишь воевать, и что же мы стали бы делать, оставив ратный труд? Если мы оставим надежду победить врага, на что нам останется надеяться?»
Однако эмир, засвидетельствовав почтение султану, теперь мог выразить несогласие с ним. Он сказал: «Но взгляни, государь, на состояние страны, она лежит в развалинах. Взгляни на своих подданных. Они изнурены и упали духом. Взгляни на свою армию. Люди страшно утомлены, и многие больны, кони лишены ухода и также нездоровы. У нас мало продовольствия и фуража, наши склады и запасы далеко отсюда, а здесь предметы первой необходимости очень дороги. Все, что мы можем получить, приходится везти из Египта через опаснейшую пустыню. И собранные здесь войска могут однажды решить разойтись, а твоя речь и твои веления не смогут их остановить в дни, когда провизии нет, дороги перекрыты, богатые разорены, бедные голодают, сено стоит дороже золота, а овса не достанешь ни за какие деньги. Если же армия получит перемирие, то наши люди сделают все, чтобы нарастить свою мощь и укрепить свое положение для дальнейших военных действий. Они будут сражаться с еще большим мужеством, и их преданность вере не позволит им смириться с унижением. Сейчас, государь, самое время обратиться к стихам священного Корана: „Если враг твой склоняется к миру, то прими мир“».
Обращение к Корану было последней надеждой для эмиров. Подобно противнику, они также исчерпали свои возможности. Султан сообщил им о болезни короля Ричарда, но они не считали того обычным человеком. Как сказал один из эмиров, «он не знает себе равных в искусстве войны и на поле боя. Мы пытались взять его в плен, но тщетно, ибо никто не может уцелеть в сражении с ним. Сражаться с ним — смерти подобно. Его сила и искусство — не людские».
Саладина в отличие от его советников пугал не король Ричард.
«Я боюсь заключать мир, — сказал он, обращаясь к своему другу Бега аль-Дину, — я не ведаю, что станет со мной. Враг может увеличить свою мощь, и, не довольствуясь землями, которые мы ему оставляем, снова захватить и те, которые нам удалось у него отобрать. Каждый из их рыцарей соорудит себе крепость на горе. Я не могу отступить, потому что для мусульман наступят черные дни, если я заключу мир».
Но в ближайшее время король Ричард вовсе не проявлял агрессивных намерений. Он даже обратился к Саладину с просьбой прислать фруктов (особенно груш и персиков), а также льда, чтобы подкрепить силы. Будучи человеком, щедрым от природы, а также имея свои тактические соображения, Саладин согласился на это. От своего разносчика фруктов султан узнал, что крестоносцы занялись ремонтом внутренней цитадели, не заботясь о разрушенных городских стенах, а также о том, что графу Шампанскому так и не удалось уговорить французов прийти на подмогу. В Яффе оставалось еще около трехсот здоровых рыцарей. Чтобы проверить последнюю информацию, Саладин велел отряду своих людей сделать ложную вылазку, чтобы выманить рыцарей из города и сосчитать их. Действительно, около трехсот человек выехали из города, стремясь держаться с достоинством, хотя все они сидели не на конях, а на мулах. Рыцари на мулах — вот до чего дошло дело!
Вскоре Абу Бекр снова был приглашен к королю, и Ричард сообщил, что желает вновь встретиться с братом Саладина для серьезных переговоров. Король уважал Мелик-аль-Аделя как человека разумного и широко мыслящего. «Пусть он, — попросил Ричард, — подумает, как можно убедить султана заключить мир. Если он теперь согласится оставить за мной Аскалон, я обещаю уехать, оставив там лишь малое число людей. Султан же может получить остальные земли. Для меня важно сохранить свое положение среди франков. Если же Саладин не откажется от притязаний на Аскалон, то пусть его брат договорится о выплате мне возмещения тех средств, что я затратил на восстановление тамошних укреплений».
Внешне позиция короля как будто бы не изменилась, но Саладин видел, что его знаменитый противник действительно «склонялся к миру».
