объяснить Бродяга, но наткнулся на подозрительно-недоверчивый взгляд чупакабры и умолк. Не верите — не надо, дело ваше. Все равно зверь сейчас не в состоянии идти самостоятельно, а задерживаться на этом месте резона нет.
Подчиняясь взмаху руки Тиллирета, чупакабра переместился в пределы сферы, опустившись всем телом на нижнюю грань.
— В ней ты можешь совершенно спокойно лежать, сидеть и даже бегать по кругу, — устало пояснил Бродяга. — Она совершенно безопасна для тебя.
Зверь снова недоверчиво покосился на мага и осторожно потыкался носом в окружающую его пелену. Ничего не произошло. Зверь надавил сильнее, словно проверяя сферу на прочность, но его нос только упруго спружинил от стенки, и все.
— Вот видишь, я же говорил, — Тиллирет поднялся с травы и пошел вперед. Сфера, слегка переливаясь в солнечных лучах всеми цветами радуги и плавно покачиваясь из стороны в сторону, мирно плыла за ним. Пин, подхватив заметно полегчавший саквояж, вприпрыжку следовал за приятелем.
Я обречено болтался в новой 'безобидной' сфере и проклинал тот день, когда вздумал срезать угол у ручья. Если бы не это досадное упущение с моей стороны, сейчас бы я резвился где-нибудь в глуши родного леса, гонялся за одуревшей от страха добычей, а может быть, даже играл с какой-нибудь милой самочкой…
А вместо этого полуголодный, одинокий, всеми забытый и покинутый, с жутко ноющими мышцами и зудящим хвостом, нахожусь в полном подчинении у двух человеков, которым, похоже, совершенно наплевать на мое самочувствие. И вообще… ой, кажется, меня укачивает.
Мамочки, дядьки, меня сейчас стошнит!
Чупакабра за спиной издала странный прерывистый звук. Обернувшись, Тиллирет увидел, как животное корчится то ли в приступе мучительной боли, то ли в агонии.
— Что с тобой? — не на шутку перепугался маг.
— М-меня… меня укачало! — жалобно простонал зверь. — Я так больше не могу. Вы что, смерти моей хотите?
— Но как же?.. — растерялся Бродяга. — Ведь идти самостоятельно ты не можешь, а нести такую тушу ни одному из нас не по силам. Что ты предлагаешь?
— Я уже могу, — провыл чупакабра. — Только выпусти меня отсюда! Лучше ползти на брюхе, чем так болтаться в воздухе!
— Ну ладно, — пробормотал Тиллирет. Сфера с негромким щелчком лопнула, и чупакабра упал на землю, растянувшись по ее поверхности на манер коврика.
— Земля! — зарываясь носом в густую траву, еще громче застонал зверь. — Благословенная земля! Дайте мне всего минуту, чтобы насладиться этим потрясающим ощущением твердой почвы под ногами, и дальше я поскачу, как молодой олень.
По истечении выпрошенной минуты чупакабра кое-как поднялся на дрожащие и подгибающиеся лапы и нетвердой пьяной походкой заковылял вперед. Тиллирет некоторое время наблюдал, как животное заносит из стороны в сторону, затем не выдержал и предложил свою помощь.
— Давай я наколдую…
— Нет! — истерично взвыл чупакабра, шарахаясь в сторону. — Хватит с меня ваших колдовских издевательств. Если хочешь, поклянусь на собственном хвосте [3], что не сбегу. Клянусь, клянусь, клянусь, только не надо больше никаких сфер, поводков и прочих гадостей.
— Ладно, ладно, успокойся, — испугался Бродяга. — Я всего лишь хотел помочь.
— Знаем мы вашу помощь, — ворчливо отозвался зверь. — Не успеешь оглянуться, и ты уже висишь над камином в виде украшения. Или лежишь перед ним распяленной шкурой. Я уж лучше как-нибудь сам. Эх, сейчас бы подкрепиться!
— Да, пожалуй, я бы тоже не отказался, — задумчиво пробормотал Тиллирет, оглядываясь на беззаботно насвистывающего Пина. — Пинмарин, дружище, выдели-ка нам всем по кусочку чего-нибудь съестного.
— Увы, Тилли, не могу, — жизнерадостно отозвался тот. — Еды нет.
— Как это нет? — опешил Тиллирет. — Я же взял с собой припасов на три дня, для каждого.
— Так это было на три дня? — настала очередь Пина удивленно хлопать глазами. — Ты шутишь! Вот эти жалкие крохи?
— Ты что, все съел? — не веря своим ушам, глазам и прочим органам, уточнил Бродяга.
— Ага! — с чувством глубокого удовлетворения ответил Пин, похлопав себя по заметно увеличившемуся животу. — Да там и есть-то было нечего. Что-то ты пожадился в этот раз, дружище.
— Все! — простонал чупакабра. — Сейчас я точно перегрызу ему глотку!
Ох, мамочки, дядьки! На носу ночь, а в животе пусто, как в заброшенной норе. Если бы только эти человеки догадались отпустить меня поохотиться. Я бы даже согласился принести им небольшой кусочек своей добычи. Ой, как же хочется кушать!
Словно издеваясь надо мной, из растущего неподалеку леска выглянул прекрасный крупный олень. Задумчиво почесал рога о ствол дерева, бросил в мою сторону косой взгляд и неспешно удалился. Я, чувствуя, что лапы меня просто не держат от разочарования, уселся на хвост и горько завыл, жалуясь на свою судьбу. Олень подскочил на месте, словно я шлепнул его лапой по крупу, и одним прыжком исчез из поля моего зрения. Прочая лесная живность в страхе прекратила свое шебуршение, вслушиваясь в мой жалостливый плач.
Чупакабра сел на землю и так жалобно завыл, что Тиллирету стало его жалко. К тому же он с изрядной долей стыда вспомнил, что последний раз кормил своего подопечного вчера вечером, сегодня полностью отвлекшись на сборы в дорогу. Неудивительно, что тот так заливается, аж слезы наворачиваются.
— Да ладно вам, — промямлил Пин, до которого наконец дошло, что он натворил. — Я же говорил, что надо возле какой-нибудь деревни выходить. Сейчас бы завалились в местный трактир и закатили там пир на весь мир.
— Ты уже вчера напировался, — безжалостно отрезал Бродяга. — А сегодня продолжил. Думаешь, я не видел, как ты крался в мой винный погреб?
— А тебе что, жалко бутылочки вина для старого друга, да? — немедленно обиделся Пин. — Вот она, вся правда о тебе. Скряга!
— Ах, я скряга? — взвился Тиллирет. — Тогда ты… ты…
Что там придумал Бродяга, так и осталось неизвестным, потому что чупакабра повернул в сторону спорщиков лупоглазую голову и сказал:
— Я чувствую запах еды.
Пока эти двое разносили друг друга в пух и прах, до меня вдруг долетел волшебный, сказочный, чарующий аромат жарящегося мяса. Где-то неподалеку явно были люди, так как только эти существа предпочитали безнадежно портить драгоценную пищу, коптя ее на огне. Старательно втягивая дурманящий запах, я поднялся на лапы и пошел в ту сторону, откуда он доносился. Белошерстый и черноклокий наконец умолкли и последовали за мной.
Запах уводил глубоко в лес. Несколько раз мне пришлось останавливаться и ждать, пока мои неловкие и шумные спутники выпутаются из очередных зарослей или перелезут через упавшее дерево. Но вот цель достигнута, и я выхожу на небольшую полянку, посередине которой разложен аккуратный костер. Над костром висит целая тушка молодого оленя, от которой и исходит тот божественный аромат, который привел меня сюда. И, что самое странное, ни одной человеческой особи поблизости не было.
— Хм, как странно, никого нет, — задумчиво пробормотал Тиллирет, оглядываясь по сторонам. Пин же, не утруждая себя мерами предосторожности, направился прямиком к костру, дабы снять пробу с уже
