помню. Крошка док ужасно удивился и даже чуть не подавился, это в нашем-то ресторане, где готовятся такие прекрасные и изысканные блюда, что ими подавиться просто невозможно!
Выпалив все это, официант круто повернулся на каблуках и быстро исчез.
— Ну малый, дает! — восхищенно воскликнул Стивен. — Какую историйку сочинил!
— Может, и не сочинил, — сказала Элен, Она также была удивлена этим необычным рассказом. — Может, такое и на самом деле было.
— Может, и было, — согласился Стивен. — Но все равно этот малый рассказывает это лишь в рекламных целях.
— Разумеется, и в рекламных тоже, — Элен специально сделала ударение на слове «тоже», желая дать понять Стивену, что хоть в такой мелочи она может позволить себе чуток не согласиться со Стивеном. Не в целом, нет, но в незначительных частностях.
— Он ведь в конце подчеркнул, что в этом ресторане — замечательная кухня, и тут ничем нельзя подавиться… — упрямо гнул свое Стив. — Это просто реклама.
— Ладно, это просто реклама, — вдруг согласилась Элен, Ей расхотелось спорить со Стивеном. На пустой желудок обычно спорить никому не хочется. Сначала надо хорошенько поесть. Тогда можно спорить хоть часами.
— Если бы он рассказывал это как отсебятину, — сказал Стивен, — то парнишку уже давно бы вышвырнули из ресторана…
— Ты прав, любимый мой, — обрадованно заявила Элен, потому что увидела официанта, спешащего к ним с подносом, на котором дымились разные вкусные блюда…
Завтрак прошел в молчании. Голод любви был удовлетворен ночью. Израсходовано множество энергии. Теперь нужно было утолить свой зверский аппетит. Восполнить потери, вызванные любовью.
Когда Элен и Стивен вышли из ресторана, часы показывали обеденное время.
— Не пообедать ли нам? — засмеялся Стив.
— Надо потерпеть! — засмеялась и Элен. Прижалась к Стиву, чмокнула его в щеку, спросила: — А теперь? Что мы будем делать теперь?
Ей опять отчего-то вспомнилась рыба. Рыба, которая билась на прилавке под мягкими, но безжалостными руками. Кто из них эта рыба? Она или Стивен? Или они принадлежат к этому рыбьему племени? В конце концов, некоторые утверждают, что все мы вышли из воды, из океана… Что все мы когда-то были рыбами…
«А некоторые, вероятно, так и остались ими, остались навсегда», — подумала Элен.
— Что мы будем делать теперь? — переспросил Стивен и на несколько секунд задумался. — Можно было бы покататься на лыжах…
Он посмотрел на величественные снежные вершины гор, величаво раскинувшихся перед ними. Спокойных, гордых, непоколебимых. Шли века. Протекали тысячелетия. Горы все так же величаво и торжественно, как и много раньше, молчаливо выполняли одну им только известную миссию на этой земле. Миссию всеобщего очищения от фальши и скверны.
— Но для этого мы слишком плотно позавтракали, — окончила за него мысль Элен.
— Поэтому прогулку на лыжах отложим до следующего раза, — сказал Стивен. — А сейчас мы просто пройдемся по городу.
— Хорошо, — согласилась Элен. Стивен щелкнул пальцами, и швейцар, мгновенно поняв этот жест, остановил проезжавшее мимо такси.
Стивен дал швейцару «на чай», и они с Элен уселись на заднем сидении.
Волосы Элен были растрепаны ветром. Она не стала поправлять прическу. Она должна нравиться Стивену разной, какой бывает в разные часы, разные дни, разные ночи, разное время. Элен протянула руки и обняла Стивена за шею. Он и не пытался уклониться. Напротив, с удовольствием прижался к ней.
Целовал до боли, кусал ей губы до крови, облизывал щеки. Вот его рука скользнула по ее телу и начала нежить его.
Элен вторила Стивену, ответными ласками. Рука ее коснулась его горячего, возбужденного тела. Она оплела его руками и ногами — живыми, нерасторжимыми узами.
Вспышка жестокой, яростной и безумной любви настигла их одновременно. Всхлипывая, Элен прижалась мокрым от слез и нота Лицом к остро пахнущей зеленым луком и душистым перцем груди Стивена. Возможно, все эти запахи придумала сама Элен. Может быть, из-за того, что любовь к Стивену была такой же острой и такой же естественной, как эти дети природы — лук и перец.
Стивен теперь мягко поглаживал Элен по голове.
Таксист профессионально делал вид, что ничего не замечает.
Машина остановилась у центрального магазина. Влюбленные вышли из салона и направились в магазин. Тут Стивен Корнуэлл начал выбирать для Элен платье. Он выбирал его медленно и вдумчиво, неторопливо и деликатно. Элен не могла скрыть своего восхищения, когда наблюдала за тем, как Стивен выбирает для нее платье. Придирчиво и со знанием дела. Будто бы он всю жизнь только и делал, что выбирал женщинам платья. Будто бы его отец был знаменитым кутюрье и передал сыну свою непревзойденную манеру выбирать платья для женщин. Стивен выбирал платье со знанием, изобличавшим богатый опыт.
Это немного не понравилось Элен. Она смотрела на Стивена с легкой грустью. Продавщица наблюдала за манипуляциями Стивена Корнуэлла с вежливым недоумением. Однако, кажется, и на нее подействовали его непреодолимое обаяние, его постоянная полуулыбка, его хитрое лицо, его лукавые глаза, как бы говорящие: «Вот он, я, перед вами, но попробуй-ка пойми меня, догадайся, что у меня на уме».
Что-то в нем было не таким, как у тех людей, с которыми Элен привыкла общаться до знакомства со Стивеном. Чем-то он был не похож на всех остальных людей, и вовсе не тем, что не принимал фальшь этого мира и боролся с ней, как только мог. Что-то было в нем еще, неясное для Элен.
Но вот что именно? Этого она никак не могла понять. Возможно, и не поймет никогда. Никто не может знать заранее, что ему будет дано понять в этой жизни, а что — так и останется навсегда, непонятным, неразгаданным, неясным, тайной за семью печатями.
— Примерь вот это платье, — сказал Стивен. — Я уверен, это именно то, что тебе нужно.
Элен послушно направилась в кабинку. Осмотрела себя в зеркалах. Зеркала подарили ей еще трех Элен. Теперь их стало целых четыре. Четыре… Или четверо? Как правильно говорить?.. Неважно.