корабля старший лейтенант Шестаков, разыскать которого впоследствии так и не удалось.
Ход «Тумана» заметно уменьшился. Один за другим залпы накрывали подбитый корабль; он уже имел попадания в мостик, рулевую рубку и полубак, была снесена дымовая труба и разбита грузовая стрела. Осколками очередного снаряда пробило бочку с дымообразующим веществом, при этом были убиты краснофлотцы, ставившие дымзавесу, и обходивший посты комиссар корабля старший политрук Стрельник. Несмотря на значительные повреждения и пожар, охвативший надстройки, сторожевой корабль пытался отбиваться от эсминцев из носового орудия, но эсминцы, находившиеся сзади, почти все время боя были вне его сектора обстрела. Личный состав «Тумана» вел одновременно неравный артиллерийский бой и все осложнявшуюся борьбу за живучесть корабля — с пожаром и с возраставшей из-за новых пробоин потерей плавучести.
После гибели командира в командование кораблем вступил лейтенант Рыбаков. В ходе боя командир БЧ-1-4 лейтенант Букин, зная, что Военно-морской флаг на ночь был спущен, приказал поднять его; рулевой краснофлотец Семенов, имевший серьезное ранение в руку, и радист старший краснофлотец Блинов под огнем противника подняли флаг.
Помощь, оказанная сторожевому кораблю батареей с мыса Сеть-Наволок, открывшей огонь по фашистским эсминцам, была запоздалой и не могла изменить его участи: он к тому времени имел уже одиннадцать прямых попаданий.
Плавучесть корабля уменьшалась катастрофически, и в пять часов тридцать минут был начат спуск шлюпок. В две шлюпки сошли 37 человек, после чего «Туман» стал крениться на правый борт и в 5 часов 50 минут затонул. Вместе с ним погибли (были убиты осколками снарядов главным образом еще в начале боя) 15 человек.
Береговая батарея № 11 (четыре 180-мм орудия) открыла огонь по эсминцам лишь в 4.08 с дистанции 115 кбт, после чего корабли немедленно отвернули в открытое море, увеличили скорость до 31 узла и сбросили на воду плотики с дымовыми шашками. Залпы батареи ложились недолетами, и в 4.15 она прекратила стрельбу. Минутой позже огонь открыла батарея № 7 (четыре 130-мм орудия), вскоре также его прекратившая из-за недолетов. Всего успели сделать шесть и четыре залпа соответственно.
Обстреливаемые береговой батареей Сеть-Наволока вражеские эсминцы закрылись дымовой завесой и начали отход на северо-запад.
Эсминцы противника вели артиллерийский огонь 13 минут и сделали за время боя до десятка шестиорудийных залпов.
К преследованию подключилась авиация. Хотя в налетах участвовало всего семь бомбардировщиков Пе-2 и СБ 72-го авиаполка, в 6.32 паре «пешек» удалось положить бомбы рядом с «Байтценом», в результате чего на эсминце произошла тяжелая авария в машинном отделении. Поврежденный корабль в сопровождении «Экольдта» ушел в Нарвик, а затем, вместе с «Шеманом», имевшим неисправность в машине, отправился на ремонт в Германию.
Одновременно с действиями эсминцев на аэродромах Северной Финляндии и Норвегии в Луостари, Киркенесе (Солдат-бухт), Лаксельвене (Банак), Хебуктене, Тромсе, Бардуфосе, Нарвике и Буде увеличилось число бомбардировщиков, которые, в свою очередь, начали упорную охоту за боевыми кораблями Северного флота. 20 июля им удалось потопить эсминец «Стремительный»
Это был один из лучших современных кораблей, переведенный в начале 1940 года с Балтики. На испытаниях в Кольском заливе он развил скорость до 40 узлов. В первые дни войны эсминец, выйдя из ремонта, участвовал в боевых действиях. За ним числился один сбитый вражеский самолет.
20 июля эсминец «Стремительный» вошел в Екатерининскую гавань Полярного и встал на якорь у скалистого берега горы Вестник. Практика отстаивания под скалами вообще была широко распространена на Северном флоте в начале войны. Командованию флота и командирам кораблей казалось, что корабль, стоящий под скалой, труднее обнаружить и на него сложно выполнить заход, и бомбардировщикам трудно при заходе прицеливаться и пикировать на него. Первыми впали в это заблуждение командиры морских охотников. Немцы действительно часто проходили мимо стоявших под скалами вертких катеров, то ли не видя их, то ли не желая связываться. Но эсминцу, являвшемуся завидной целью, на подобную небрежность рассчитывать не приходилось.
Командир «Стремительного» капитан 2-го ранга Виноградов был вызван в штаб СФ для уточнения задачи по проведению конвоя. Стояла ясная солнечная погода. Ветра почти не было.
Днем над гаванью пролетел немецкий разведчик, но мер по усилению ПВО принято не было. Количество постов ВНОС было минимальным. «Стремительному», после того как прошел вражеский самолет-разведчик, не было отдано распоряжения о перемене стоянки.
Стоянка в Екатерининской гавани считалась безопасной, хотя незадолго перед этим «Юнкерсы» предприняли внезапный налет на эсминец «Куйбышев», авиабомбы легли неподалеку от эсминца, не повредив его. Тогда эсминцу было приказано перейти в Тюву-губу, напротив Полярного. Но и здесь одиночный «Юнкерс»-охотник пытался его атаковать. Сброшенная одна-единственная бомба упала довольно далеко от корабля, однако командир запросил разрешения перевести корабль в Мурманск, под прикрытие более мощной противовоздушной обороны. Оперативный дежурный по штабу флота разрешил переход. В Мурманск «Куйбышев» пришел в момент воздушного налета, командир повернул назад, предпочитая держаться на ходу в заливе.
Решение командира было правильным. Однако, как писал в своем дневнике командующий Северным флотом контр-адмирал Головко, «
Это пренебрежение, возможно, проявилось и в тот злополучный день — 20 июля. «Стремительному», как только прошел вражеский самолет-разведчик, надо было переменить место стоянки, однако такого распоряжения никто, в том числе и дежурный по базе, не сделал, видимо, считалось, что корабль, и так уходящий из гавани, успеет это сделать до возможного появления бомбардировщиков противника.
В 17.25 из-за горы Вестник, со стороны солнца, внезапно появились немецкие бомбардировщики: 6–8 самолетов «Юнкерс-88» — и сразу атаковали эсминец. Сигнал воздушной тревоги прозвучал с опозданием, и зенитные батареи успели сделать всего несколько выстрелов.
Самолеты сбрасывали бомбы, пикируя с высоты 200–400 м, четыре из них попали в корабль. Одна, весом 100 кг, пробила фундамент первого торпедного аппарата и взорвалась в машинном отделении на правом борту в районе 124-го шпангоута. Вторая и третья (обе по 100 кг) пробили палубу в районе 100–104 -го шпангоутов и разорвались в третьем котельном отделении. Четвертая, предположительно 500-кг, угодила в первое котельное отделение. Огромный столб дыма и пламени поднялся над кораблем. Эсминец тут же разломился на две части, и над водой приподнялись его корма и нос. Наконец, пятая, 100-кг бомба разорвалась рядом с кораблем, в 2–5 м от левого борта.
В течение двух-трех минут кормовая часть затонула, и число спасшихся с нее оказалось минимальным. Носовая часть корабля еще около двадцати минут оставалась на плаву. Никаких действий по спасению корабля команда предпринять не успела. Вместе с экипажем пострадали и артисты из ансамбля и театра флота, выступавшие с концертом на корабле. Люди оказались на воде в слое мазута. Матросы, умеющие плавать, добирались до берега самостоятельно, остальных подбирали шлюпки и катера.
В этой ситуации незаурядное мужество проявил командир дивизиона эсминцев капитан 1-го ранга Фокин, присутствовавший на концерте и сброшенный с корабля воздушной волной. Фокин отдал распоряжение катерам подбирать в первую очередь тех, кто ранен или не может плыть. Сам же он, с переломами ребер и ступни, отказывался от помощи и, оставаясь на воде, помогал другим. На катер его подняли в числе последних.
